То же самое можно сказать и о большинстве других членов Иерусалимской общины, или «первоначальной церкви», включая, естественно, и Петра. Говоря об Иисусе, они обладали авторитетом свидетелей и очевидцев. Что касается Павла, то он никогда не встречался и не был знаком с человеком, которого вскоре начал именовать Спасителем. Единственное, на что он мог ссылаться, – это полумистический опыт видения в пустыне да звуки таинственного голоса. И приписывать себе на основе этого видения некие особые права было для него, мягко говоря, слишком самонадеянным. Однако это не помешало ему исказить учение Иисуса почти до неузнаваемости, по сути сформулировав свою собственную, резко индивидуалистическую и идеосинкратическую богословскую систему, а затем придать ей легитимный характер, приписав ее Иисусу. Ибо Иисус, строго придерживавшийся иудейского Закона, наверняка счел бы крайним богохульством создание культа и почитание любого смертного человека, включая его самого. Он со всей очевидностью говорит об этом в Евангелии, повелевая своим ученикам, последователям и слушателям почитать одного только Бога. Так, например, в Евангелии от Иоанна (10, 33–35) рассказано, что Иисус был обвинен в богохульстве. В ответ Он процитировал отрывок из псалма 81:
«Иисус отвечал им: Не написано ли в законе вашем: „Я (в псалме имеется в виду Бог. – Прим. авт.) сказал: вы боги“? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание, – Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите „богохульствуешь“…»
Павел же, напротив, как бы отодвигает Бога на второй план и впервые устанавливает почитание самого Иисуса, причем Иисус становится иудейским аналогом Адониса, Аттиса, Таммуза и прочих умирающих и воскресающих божеств, которые были столь популярны на Среднем Востоке в ту эпоху. Чтобы иметь шансы соперничать с этими богами, Иисус должен был соответствовать представлениям о них, что называется, слово в слово, чудо в чудо. Именно в этот период с биографией Иисуса начали ассоциироваться многие чудесные моменты, в том числе и, по всей видимости, Его чудесное рождение от Девы и воскресение из мертвых. Эти детали, естественно, представляют собой изобретения самого Павла, диаметрально противоположные «чистому» учению, проповедниками которого выступали Иаков, брат Господень, и прочие члены Иерусалимской общины. Таким образом, неудивительно, что Иаков и его единомышленники были крайне удивлены узнав, что именно проповедует Павел.
И тем не менее Павел знал, что делал. Он прекрасно разбирался, причем на удивительно высоком даже по современным меркам уровне, в технике религиозной пропаганды. Он понимал, что необходимо для того, чтобы превратить человека в бога, и осуществлял это куда более умело и последовательно, чем римляне, насаждавшие культы своих императоров. Павел, как он сам признавал, не претендовал на то, что повествует о реальном Иисусе – человеке, которого и Иаков, и Петр, и Андрей знали лично. Напротив, во втором послании к коринфянам (2 Кор. 11, 3–4) Павел прямо заявляет, что члены Иерусалимской общины проповедуют «другого Иисуса». Их посланники, говорит он, называют себя «служителями правды» – характерно кумранское выражение. Отныне они стали и по делам своим, и по учению открытыми соперниками Павла.
В соответствии с данными ему инструкциями Павел, по мнению большинства исследователей, ок. 48–49 гг. н.э. возвращается из Антиохии в Иерусалим и встречается с лидерами тамошней общины. Неудивительно, что вспыхивают новые споры. По свидетельству Книги Деяний, Иаков, стремясь сохранить мир в церкви, соглашается пойти на компромисс, чтобы облегчить «язычникам» возможность вступления в общину. Трудно поверить, но он соглашается закрыть глаза на нарушение некоторых положений Закона, оставаясь непреклонным в отношении соблюдения других.
Павел тоже вынужден идти на уступки лидерам общины. |