Изменить размер шрифта - +
Он предлагает нам производить, производить слепо и любой ценой — притом что он самым устрашающим образом только что продемонстрировал нам свою разрушительную силу. Он связывает нас по рукам и ногам, командует нами, торопит заниматься производством — чтобы не дать нам времени задуматься. Ему хочется, чтобы мы опустили взор свой и глядели только на производимые нами объекты — лишь бы не обращать свой взор на него. Потому что, как и все чудовища, он страшится прямого человеческого взгляда.

 

Колосс не так силен, как кажется. Нам уже известно по опыту — а вскоре это станет еще очевиднее, — что техническое варварство все больше тяготеет к тому, чтобы обратить на самое себя те чудовищные средства разрушения, которыми оно располагает. Нельзя не увидеть в катастрофах последнего времени симптомы суицидального помешательства. Мы вполне можем ожидать, что в скором времени это чудовище, под влиянием острого приступа одолевающего его невроза, выстрелит себе в голову из соразмерного ему револьвера — разумеется, заряженного атомной бомбой. Увы, в этом случае нам не удастся его пережить. У этой цивилизации есть одно уязвимое место: государство. И действительно, подобная цивилизация не в состоянии перенести существование истинных государств в том смысле, который некогда вкладывали в это слово. Современное государство тяготеет к превращению в трест, а трест этот руководствуется характерной для всех трестов моралью, как то: все средства хороши, чтобы укрепить собственную власть и набить закрома, государство это соединяет в себе исключительную мощь с уязвимостью — в силу своей необычайной, чудовищной, растущей усложненности. Современное государство — это административная диктатура, постоянно тяготеющая к превращению в диктатуру полицейскую. Поэтому противостояние граждан государству постепенно приобретает — во всяком случае, в некоторых странах — характер освободительного движения. Черный рынок во Франции — если рассматривать только один из его аспектов и учитывать исключительно основных его бенефициариев — может напомнить нам Америку времен сухого закона. Но есть и другой черный рынок: рынок миллионов граждан, которые поначалу искали в такого рода деятельности лишь мелкую выгоду и скромный профит, но мало-помалу вошли во вкус и стали находить удовольствие от постоянной борьбы с вездесущим государством, в саботаже, в неизменном обкусывании этой беспокойной инстанции, не имеющей ни идеологии, ни ответственности. Именно так всегда и начинались революции. Партии, именующие себя революционными, ныне уже полностью утратили революционный дух. Но мы должны двигаться дальше.

Я обращаюсь к молодым моим слушателям: порой вы утверждаете, что ничего поделать нельзя. Вы верите в это, чтобы избавиться от необходимости действовать. Революции подготавливаются в умах; революция становится реальностью благодаря революционным идеям. Революции начинаются в тот момент, когда они становятся желанными. Так и своеобразный бесчеловечный миропорядок, который нам сейчас угрожает, поколеблется, если вы перестанете в него верить. Тех, кто намеревается навязать его миру, на самом деле лишь жалкая горстка. Предположим, что Европа уничтожена. Предположим, что какой-либо катаклизм делает европейца (который сам же этот катаклизм и спровоцировал) совершенно беспомощным. И что же, неужели вы полагаете, будто весь остальной мир повторит этот опыт — или повторит его в той же форме? Неужели вы полагаете, будто цивилизация материи не исчезнет одновременно с исчезновением этих людей — ненасытных, одержимых гордыней и безумным культом техники, бесноватых из-за своего рода духовного авитаминоза, который я неустанно обличаю? Ведь европеец — не материалист по природе своей, а лишенный духовного начала человек, забывший дорогу в храм христианин. Его преступление — это преступление извращенной духовности. Диктатуры как правого, так и левого толка используют эту извращенную духовность в своих интересах — или как минимум заполняют ту пустоту, которую она оставляет в сознании людей.

Быстрый переход