Леонид Андреев. Свободный полет
В этом есть что-то особенное. Это не просто свободный полет шара с тремя пассажирами — это знамение времени, это торжество культуры, это символ! При грохоте и восторге сытой, пьяной и развеселой толпы из сада г. Омона поднимается воздушный шар с тремя представителями трех различных отраслей московской культуры. Неустрашимый аэронавт г. Жильбер, очень известный журналист г. Эр, сотрудник «Московского листка», и омоновская певица. Имя последней неизвестно, и сам присяжный историограф сада «Аквариум» г. Эр в своем высокопоучительном описании путешествия называет ее просто «барыня». Для полного комплекта не хватает хотя бы одного околоточного надзирателя. Зато, впрочем, есть коньяк и рябчики. Земля спит тяжелым и глубоким сном. Ни огня, ни проблеска жизни. Тьма, безмолвие; загадочная пустыня. Живы ли там люди и только спят, или все они повымерли? Путешественники философствуют. — Как там скучно, — говорит журналист и плюет вниз. — О да, — отвечает неустрашимый аэронавт. — Но разве это люди? Тоже плюет. Певица трясется от страха и просится: — Хочу вниз! Журналиста охватывает легонькая дрожь — от сырости? — и он мужественно говорит: — Действительно, г. Жильбер, не лучше ли опуститься. А то залетим, куда Макар телят не гонял… — Мы-то, — удивляется неустрашимый аэронавт. Даже певица и та перестает трястись и выполняет руладу, полную храбрости и благонадежного веселья. Журналист чувствует свою ошибку и поправляется: — Дело в том, что я сейчас не могу умирать. Положительно не могу. На мне лежит такая высокая обязанность… перед родиной, перед миром. И, кроме того, аванс. — У меня тоже аванс, — рыдает певица. Временно корзина наполняется стонами и воплями. Земля спит и не чувствует, какая страшная драма разыгрывается в верхних слоях атмосферы. Выручает всех неустрашимый аэронавт. — Успокойтесь, господа. За храбрых сама судьба. И потом у нас есть гайдроп. — Гайдроп? — Да, канат. Он волочится по земле, цепляется за ее поверхность и замедляет ход. Журналист быстро соображает и, просияв, спрашивает: — А если какой-нибудь прохожий подвернется под гайдроп? — То будет сбит, — решительно отвечает неустрашимый аэронавт. — Ха-ха!.. — закатывается журналист. — А-ха-ха!.. — заливается певица. — Хе-хе, — поддерживает аэронавт. Путешественники ликуют. Земля спит. Все охвачено тьмой. Внизу безмолвие и тяжелый загадочный сон. Вверху — звонкие рулады, бульканье и веселые возгласы: — Пью за французов, г. Жильбер! — Пью за русских, г. журналисты! Певица затягивает «Марсельезу», но, по незнакомству с мотивом, переходит на: — Караул, разбой, батюшки мои, мои… Земля спит, но на востоке уже загорается заря. Беседа высоких путешественников принимает спокойный, созерцательный характер. Неустрашимый аэронавт бросает вниз обглоданную косточку рябчика и глубокомысленно замечает: — Вот мы едим рябчика, а они что? — Глину, — острит журналист, отправляя вниз опорожнившуюся бутылку. В корзине веселье и новые тосты. Земля просыпается. На поле выгоняется скотина; кое-где показываются люди. Начинается самая прелесть путешествия. Здесь я позволю себе привести дословную выдержку из описания г. Эра. Она красноречива, искренна и правдива: «Мы видим, как пасущиеся в открытом поле животные, заслышав звук рожка г. |
