— В этот вечер и правда немного перебрала. Знаете, коньяк на шампанское…

— А остальные?

— Да как вам сказать… Валерка выпил прилично, Машка тоже свою норму выбрала. А морячок — тот сачковал, пропускал часто и коньяка почти не пил. Говорил, ему с утра идти куда-то надо…

— О чем вы разговаривали?

— Сейчас разве вспомнишь? Обычный треп. Анекдоты, побасенки всякие…

— Не ссорились?

— Нет, что вы! Какие там ссоры! Все чинно-благородно.

— Чинно-благородно! Прямо тишь да гладь! Как же в столь благочинной компании могло произойти убийство?

— Ну уж убийство! Несчастный случай вышел… Может, баловались по пьянке, он и напоролся случайно?

— Вы Вершикову хорошо знаете?

— Да вроде… Подружками были! Развлекались вместе, то да се… Она баба компанейская, веселая. Но с вывертами. Никогда не знаешь, что выкинет. Бывает, сядет ни с того ни с сего в угол — все танцуют, а у нее глаза на мокром месте.

Что у человека внутри — разве ж узнаешь? Чужая душа — потемки…

— А Золотова?

— Валерку знаю неплохо.

— Какие у вас с ним отношения?

— Ну ясно какие! Неужели не понятно?

Мне было понятно, но допрос тем и отличается от обычного разговора, что в протокол вносятся не догадки, умозаключения и намеки, а слова, прямо и недвусмысленно высказанные собеседником. Хотя бывает, что добиваться этих прямых слов несколько неудобно. Но ничего не поделаешь.

— Признаться, не понятно, — я выжидающе смотрел на Марочникову.

Она досадливо поморщилась и передернула плечами.

— Ну, живу я с ним. Что такого — мне не шестнадцать лет. Надеюсь, в протокол вы этого записывать не будете?

— Придется записать. Как и все, о чем мы говорим. Так что собой представляет Золотов?

— Нормальный парень. Пофорсить, правда, любит, как же — адмиральский внук! А так — ничего…

— Ничего? И это все, что вы можете сказать о близком человеке?

— Я же не тост за него поднимаю! Хватит и этого. Чем меньше говоришь следователю — тем лучше.

— Вот как? Интересная мысль. Кто вам ее подсказал?

— Сама не маленькая.

Марочникова неторопливо прочитала протокол.

— Правильно записано?

— Правильно. Только вот стиль, — она неодобрительно покачала головой.

— Сделайте скидку на то, что это все-таки не роман, — я не нашелся, чтобы ответить более хлестко и сразу поставить ее на место, да и немудрено: впервые свидетель обращает внимание на стиль протокола.

— Да, это явно не роман, — Марочникова расписалась, стрельнула глазками, странновато улыбнулась. — А жаль.

Она вышла так стремительно, что я не успел спросить, чего ей, собственно, жаль, и это неуместное сейчас слово осталось висеть в воздухе.

Дверь снова раскрылась. Оказывается, практиканты терпеливо ждали в коридоре.

— Почему не зашли?

— Чего соваться, — пробурчал Валек. — Мало ли о чем у вас разговор. Сунешься — настрой собьешь!

Молодец, понимает! Валек нравился мне все больше. Учились они одинаково хорошо, но, в отличие от Петра, он много читал, участвовал в рейдах комсомольского оперотряда, схватывался с хулиганами. И ум у него более живой и гибкий.

Петр выложил на стол несколько бумаг.

— В общей сложности эти гаврики украли на три с половиной тысячи, обчистили восемь квартир.