— Когда желтые глаза Фьюри сузились, она поняла, о чем он подумал. — Да, я видела, что ты сделал. В той ванной.
Его проклятье эхом отдалось от белого потолка.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да. Я в норме. — Он скрестил руки на груди. — С тобой здесь все будет хорошо? В полном одиночестве?
— Со мной все будет в порядке.
Он посмотрел на нее. Пристально, жестко. На его лице читалось страдание, боль и сожаление.
— Ты не причинил мне боли, — сказала она. — Когда мы были вместе, ты не ранил меня. Я знаю, ты думаешь, что причинил мне вред, но это не так.
— Жаль, что… все не может быть иначе.
Кормия грустно рассмеялась, и внезапно прошептала:
— Ты — Праймэйл. Измени все.
— Ваша Светлость, — голос Директрикс, который казался озадаченным, донесся сквозь открытую дверь. — Что вы там делаете?
— Общаюсь с Кормией.
— О, но…. — Амалия, казалось, собралась с мыслями, будто вспомнила, что Праймэйл мог входить туда, куда пожелает и видеть, кого пожелает, а термин «изолирована» относился ко всем, кроме него. — Но, конечно, Ваша Милость. Эм… Избранная Лейла готова для вас, она ожидает в вашем храме.
Кормия опустила взгляд на чашу с водой. На этой Стороне период плодовитости Избранных был очень коротким, поэтому, вероятно, Лейла уже была готова к зачатию, либо вот-вот станет таковой. Без сомнений, очень скоро Кормия будет записывать известия о беременности.
— Тебе нужно идти, — сказала она, посмотрев на Фьюри.
Его взгляд сверлил ее глаза.
— Кормия…
— Ваша Светлость? — вмешалась Директрикс.
Жестким голосом, он крикнул через плечо:
— Я приду туда, когда, блин, сочту нужным.
— О, прошу, простите меня, Ваша Милость, я не хотела…
— Все нормально, — устало ответил он. — Просто передай ей… что я приду.
Директрикс мгновенно исчезла, и дверь в храм закрылась.
Глаза Праймэйла не отрывались от Кормии. И потом он пересек комнату с мрачным выражением на лице.
Она была шокирована, когда он рухнул перед ней на колени.
— Ваша Светлость, вам не следует…
— Фьюри. Зови меня Фьюри. Никогда — «Ваша светлость» или «Праймэйл». С этого момента я хочу слышать от тебя только свое имя.
— Но…
— Никаких «но».
Кормия покачала головой.
— Хорошо, но ты не должен становиться на колени. Никогда.
— Перед тобой я всегда должен стоять на коленях. — Он нежно взял ее руки. — Перед тобой… я всегда должен кланяться. — Он взглянул на ее лицо и волосы. — Послушай, Кормия, Я хочу, чтобы ты кое-что знала.
Кормия посмотрела на него, и его глаза были самым прекрасным, что она когда-либо видела, гипнотизирующие, они были цвета цитринов в сиянии огня.
— Да?
— Я люблю тебя.
Ее сердце сжалось.
— Что?
— Я люблю тебя. — Он покачал головой и отклонился назад, сев по-турецки. — О, Господи… Я испортил все, что можно. Но я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала, потому что… ну, черт, потому что это важно, и потому, что это значит, что я не смогу быть с другой Избранной. Я не смогу быть с ними, Кормия. Либо с тобой, либо вообще ни с кем.
Ее сердце запело. На какое-то мгновение оно затрепетало в груди, паря от счастья. |