Если с талантом плоховато, то тогда хоть «примером». Это и пытаюсь. Еще раз спасибо за письмо.
С уважением, М. Ходорковский.
России нужен Пиночет? (2000 год)
Недель приблизительно за шесть до выборов в Москве состоялась встреча русского ПЕН-центра с господином Путиным. Я на эту встречу не пошла, поскольку у меня с давних пор образовался предрассудок: по своей воле с представителями госбезопасности не встречаться. Однако полный отчет получила. Общее настроение: Путин хочет понравиться писателям, писатели, со своей стороны, хотят понравиться Путину. Он в милой и обаятельной манере — к тому же с падежными окончаниями полный порядок, что всегда камень преткновения для руководителей, — объясняет умным, интеллигентным и даже отчасти талантливым писателям, что не надо бояться: серый волк не такой уж серый и не совсем волк… А писатели, некоторые умные, некоторые талантливые, и все сплошь прогрессивные, кивают головами и слегка подмахивают. Потому что им очень хочется в это верить. А, может, правда, ФСБ — не КГБ, а КГБ — не НКВД, а НКВД — ну никак не ЧК?
Кстати, в книге интервью с Путиным, вышедшей незадолго до выборов, ему задают этот неделикатный вопрос: почему он молодым человеком с университетским образованием пошел на работу в КГБ?
— Из советского романтизма, — он отвечает.
— А что, — спрашивают настырные журналисты, — вам неизвестно было о репрессиях, о жесткой расправе КГБ с миллионами ни в чем не повинных людей?
Оказывается, нет, это ему было неизвестно… То есть, конечно, слышал что-то неопределенное, краем уха…
В ПЕН-центре господин Путин начинает разговор с тонкого понимания писательских нужд — замечает, что помещение у ПЕН-центра плохонькое, не к лицу.
Писатели, надо им отдать должное, на эту наживку не пошли. А поставили вопрос ребром: а что насчет дела Никитина? Как насчет Пасько? Господин Путин ответил хорошо, и сам Господь Бог лучше бы не сказал: надо, чтобы всё было по закону.
Поговорили и расстались, довольные друг другом. Началась предвыборная кампания с заранее известным финалом. С первых же опросов общественного мнения стало ясно, что Путин уже победил. У Путина оказались могучие соратники — страх и надежда. Страх перед коммунистами и надежда на русский «авось». Авось будет лучше, ведь у Путина «крепкая рука»…
Я думаю, что решающим фактором оказалась как раз «крепкая рука». Когда о крепкой руке говорит водопроводчик, я могу понять. Он точно знает, что без крепкой руки винт не завернешь. Отсюда и демократическая — не в политическом, а в самом прямом смысле этого слова — поддержка. А вот с интеллигенцией что произошло, почему большая ее часть пошла за Путиным — надо разобраться. Не так давно в какой-то дискуссии я высказала такую точку зрения, что понятия и термины обладают способностью к некоторому дрейфу, к смене содержания. Это касается в полной мере понятия «интеллигенция». Та часть общества, которая называлась интеллигенцией в начале века, и та, которую мы называем этим словом сегодня, имеют один-единственный общий параметр — род деятельности. По-прежнему мы называем интеллигенцией врачей, учителей, писателей… Первым подметил это явление Солженицын, который ввел в оборот придуманное им слово «образованщина».
В начале XX века интеллигенция была более похожа на орден, ложу, интеллектуальное сообщество. Ее характерными чертами был социальный альтруизм, бескорыстие, служение общественным интересам, своеобразный кодекс чести. А между прочим, из всех лозунгов, выдвинутых большевиками за семидесятилетний период их господства, реализован был только один — создан «советский народ», советский человек нового типа. Социопсихологические характеристики, свойственные различным слоям населения, стали нивелироваться, сглаживаться под прессом государства, и для выживания наиболее ценными качествами стали послушность, приспособляемость, скрытность. |