Затрепетал Савёл. Язык прирос к гортани, как то и должно было случиться.

    – Кто ты, ничтожный? – вопросило божество.

    Но молчал Савёл, не в силах вымолвить ни слова. И снова сказало божество:

    – Я Бэл-Мардук! Слушай меня, заблудшее создание. Встань с этой кучи мусора и да превратится она в золотую гору. Возглашай повсюду мою веру.

    – Да как же я это сделаю, – пролепетал кое-как Савел, – коли не послушают меня.

    – Вот тебе пророчество, – сказал Мардук. – Трижды луна войдет в пору беременности своей и разродится темнотой, и придет весть от грязнобородых эламитов. Страшной будет та весть, содрогнется от нее земля под ногами вашими. Но будет дана вам и надежда. И отыщется она в землях грязнобородых эламитов же. И тогда настанет ваша пора доказать мне свою любовь. Иди же и возглашай мою веру!

    И с тем все пропало.

    Очнулся Савел на куче мусора, ощущая как бы разбитость и вывернутость во всех своих членах. Кряхтя и охая, восстал на нетвердые ноги и побрел к своим собратьям. Но не стали слушать его собратья, а вместо того назвали идолопоклонником, смердящим псом, тварью мшелоимствующей и продажной, и камнями побить хотели.

    Бежал от них, спотыкаясь, Савёл (ибо такое имя принять решил), и недолго гнались за ним, ибо не любили ходить в центральные улицы Вавилона.

    И вот та вера, которую велел возглашать повсюду Бэл-Мардук, говорил затем провозвестник, и повсеместно проповедовал богатство, стяжание, непокорство и сытость телесной оболочки, как желудка, так и тех членов, что ниже желудка располагаются и столь же властно требуют себе пищи, хотя и иного несколько свойства.

    Так говорил на улицах и площадях Вавилонских Савёл, и слушали его люди. Что до пророчества, то его сочли темным и мутным, а поскольку казалось оно также грозным, то вникать не желали. Наконец явились два дюжих гвардейца и под конвоем свели Савела в Оракул. Оракул допрашивал Савела по-разному, применил пытки дыбой, водой и огнем, но результатов не добился. Никакой информации о данной проблеме в компьютерной базе данных не содержалось, информационная сеть также была совершенно девственна по этой части, а пифия, когда ее попытались запустить и накачали наркотическими веществами свыше обычной дозы вдвое, сперва долго молчала, а после выпучила глаза, закричала хрипло и нечленораздельно и тут же, прямо на алтаре, испустила дух.

    Савел же, хоть и истерзанный немало «умалением членов», на своем стоял твердо: так и так велел провозглашать ему Бэл-Мардук. И не пьян был, ваше превосходительство, вовсе не пьян, вот ни чуточки, у нас ведь в общине не пьют. А что когда брали пьян был, так – ну… из общины ушел. Ну, выпимши, так с кем не бывает. Но тогда – ни-ни, в рот не брал.

    Сказал ему Верховный Жрец с досады, что, видать, нечто иное брал в рот этот Савел. Савел вникать не пожелал, только отвернулся обиженно.

    Детектор лжи показывал что-то совсем уж несуразное: сплошную ровную линию. Точно покойника вопрошали. Столь бесстрастен был Савел.

    Может, и впрямь был он покойником, ибо побывал там, куда смертных не допускают. Но тогда почему назад вернулся? Веру провозглашать и пророчества сеять?

    Оракул беспокоился, не будет ли конкуренции со стороны этого Савела. Но Савел заверил их, что пророчествовать ему дано только о грязнобородых эламитах, да и сам он не все в этом своем пророчестве понимает.

    И провозгласили Савела святым. Протезы ему сделали взамен раздробленных конечностей, пересадили кожу там, где ожоги были особенно безобразны, надавали таблеток от водянки.