– Мне плохо, Иниз. Плохо, как никогда. Я очень старалась…

– Я думаю, ты перестаралась. Иными словами, ты старалась так сильно, что вся мягкость, вся доброта расплющились в тебе. Я не говорю, что Карл не сумел бы вселить в меня злость, а богатство – высокомерие. Я пытаюсь сказать: что сделано, то сделано. Будь порядочной, Мод.

– О Боже! Все эти годы я была такой одинокой. – Мод закрыла лицо руками.

– Ты сама этого хотела. Но еще не поздно все изменить, – Иниз подвинула стул и села. – А тут действительно красиво со всеми этими чудесными вещами… – она обвела взглядом комнату. – У вас есть даже камин на зиму.

– Фанни не вернется, Иниз, – голос Мод был смиренным.

– Откуда ты знаешь? Однажды она откроет дверь и…

– Нет. Она стыдится меня. Она никогда не хотела, чтобы я даже приехала ее навестить в ту модную школу.

– Ну, теперь в этом нет смысла. Я спорю на мой последний доллар, что этот дом – самый величественный в штате. Спорим, Мод?

Миссис Иствуд не ответила. Она долго лежала молча, нотом вдруг спросила:

– Где ты живешь, Иниз?

– Со своей сестрой. Ты помнишь Иолинду?

– Подожди-ка… это та самая, у которой была большая щель между зубами.

– Да. Но теперь щель стала просто огромной. У бедной Иолинды едва ли вовсе не осталось зубов.

– Я слышала где-то, что ты вышла замуж.

– Да. За Пада Сноуграса. Но я дала ему под зад пинка несколько лет назад. Я не собираюсь жить с ублюдком, которому лень даже шевельнуть пальцем.

– Пад был хорошим бейсболистом.

– Это и еще то, что обычно мужчины прячут в штанах было единственным его достоинством. Я скажу тебе, Мод, я совсем не жалею, что прогнала его. Слышала, что он отправился в Калифорнию.

– Время прошло быстро, – Мод вздохнула.

– Ты знаешь, что мне вдруг вспомнилось? Помнишь, когда мы были детьми, худой неженка-учитель взял нас в поход. Мы отправились в лес, чтобы научиться распознавать цветы, голоса птиц и всякие штучки, подобные этим? Мы тогда посадили несколько красных муравьев в бутылку из-под виски, и Джоб Тассер, самый отвратительный ребенок, который когда-либо жил на свете, засунул горлышко бутылки сзади в бриджи учителю.

Мод начала смеяться.

– Я уже забыла об этом.

– Через пару минут этот парень кружился в огненном танце. А когда он кинулся к ручью, как кошка, хвост которой вдруг воспламенился, нас, детей, посадили в телеги и быстро увезли в город.

– Я помню, когда Ральф Волк сунул дохлую лягушку ему в кофе…

– … и дохлую крысу в карман пальто, – Иниз скрючилась от смеха. – Помнишь, когда Карл вбил гвоздь в сидение учительского стула?.. Когда этот несчастный уселся на стул, то просто взбесился. Карл смеялся так сильно, что упал со скамьи. Я думаю, что он, вообще-то, заслужил, чтобы его хорошенечко отшлепали.

– Это было последнее издевательство, которое смог выдержать учитель, – сказала Мод торжественно.

– Да нет же… Однажды утром старый неженка пришел, чтобы взять книги из ящика и нашел там змею, которая свернулась кольцом. Он бежал, как ошпаренная кошка. Боже прости! Он уехал и никогда уже не вернулся.

– А мы так и не научились толком читать и писать, не так ли? – сказала Мод с сожалением.

– Как чудесно, когда рядом есть кто-то, с кем можно поговорить о старых временах, правда, Мод?

– Прошло много времени с тех пор, как я видела хоть кого-то из тех, кто с детства знал меня, – Мод замолчала, потом спросила.