4

Переулки Иерусалима полосаты как шкура тигра. Вы постоянно переходите из полосы света в узкую зону тени. Некоторые базары крытые. Они пребывают в таинственном полумраке, солнце струится сквозь трещины и прорехи в кровле, словно вода, просачивающаяся через дырявые меха. Но большинство рынков открыты навстречу небу, на них падает тень минарета, купола или башни, отбрасывая темное пятно на мостовую и стены.

О стенах можно написать целую книгу. Есть стены Андалусии, на юге Испании, которые выстроены, словно барьеры против любовников. Есть стены Тосканы, которые воздвигнуты, чтобы сдерживать убийц; а есть стены Англии, например, во дворце Хэмптон-Корт, которые, кажется, предназначены для того, чтобы скрывать удовольствия избранных от взгляда простых людей. Но стены Старого города в Иерусалиме не похожи на те стены, какие я видел раньше. В них есть скрытность, рожденная страхом и чувством неопределенности. Они высоки и покрыты плесенью, они буквально тонут во времени. Двери в них как будто построены для карликов, и если вы звоните в колокольчик или бьете заржавевшим железным молотком, почти наверняка приподнимется решетка и в отверстии появится старческий глаз, он пристально осмотрит вас прежде, чем отпереть засов.

Века подозрительности и преследований, в течение которых христиане, войска которых были разгромлены и рассеяны, вырабатывали в себе такие женственные качества, как хитрость и дипломатичность, вселили инстинктивный страх в стены Иерусалима, поскольку любой, кто звонил в колокольчик или стучал в дверь, мог оказаться осквернителем алтарей. Все прекрасное тщательно пряталось за этими стенами. На самом деле они кажутся намеренно уродливыми, словно их цель — обмануть грабителя, и, взглянув на них, невольно вспомнишь о монахинях, уродовавших лица и отрезавших себе носы, чтобы защитить свою невинность, когда варвары вторглись в пределы осколков Римской империи.

Порой, когда открывается боковая дверь, за ней видишь окрашенную стену мощеного дворика, окаймленного вазами и обрубками римских колонн. В центре может расти лимонное дерево, а под ним сидит старый монах, читающий книгу. Затем двери закрываются; и в следующее мгновение уже сомневаешься: была ли мимолетная мирная картина по ту сторону стены реальной, или это лишь иллюзия пораженного солнцем разума.

Когда бредешь по узким переулкам Иерусалима, сознание подавлено смешением веков и эпох. Есть особая торжественность в воспоминании обо всех Иерусалимах, лежащих под ногами. Евангельский Иерусалим коренился в древних костях. А Иерусалим, выросший и исчезнувший со времен Христа, — римский город Адриана, раннехристианский город Константина, Иерусалим халифа Омара, Иерусалим крестоносцев, Иерусалим Саладина, Иерусалим Сулеймана и многие турецкие Иерусалимы — они здесь, один над другим накопились слои почвы, насыщенные реликвиями столь густо, что это вызывает ужас. Идти по Иерусалиму — все равно, что идти сквозь саму историю. Под ногами путника и вокруг, во все стороны, лежат кости прошлого.

Шагая по Старому городу, я начинал понимать те чувства, которые испытывает заключенный. Все эти темные проулки, высокие, глухие стены, лабиринт строений, возведенных во славу Господа, тесно сжаты в единую массу высокой городской стеной. Крепостная стена Иерусалима, его охрана и защита в периоды военных потрясений, все еще оказывает мощное влияние на разум, подсознательно ее присутствие ощущаешь в течение всего дня. Вы либо находитесь внутри стены, сознавая ее стесняющие объятия, либо за ее пределами, оглядываясь назад и размышляя о том, как она стискивает город коричневатым камнем, словно пытаясь оградить его от современного мира.

Узкая улица, огражденная слепой стеной, пересеченная чередующимися полосами света и тени, привела меня к древним воротам Св. Стефана. В обрамлении изящной сарацинской каменной арки передо мной предстала миниатюрная, но прекрасная картина мира за стеной.