- Хотя он пустой?

- Да.

- Как странно... Неужели можно так дорожить им, раз он пустой. Раз в нем нет того, что он должен хранить?

- Мы не можем этого понять. А ты не можешь объяснить нам это?

- Не все можно объяснить. Так уж случилось.

Пастухи сидели молча. Их серьезные, немного усталые глаза смотрели на предмет, висевший на груди слепого, покрытой седыми волосами; они больше ничего не спрашивали.

- Да, да, - тихо прошептал один из них, - это правда. Многое на свете нельзя объяснить. Просто так уж оно есть.

За стеной храма снова послышались шаги, голоса и стук копыт, - видно, и другие пастухи, заметив дым, пришли сюда со своим стадом. Козы уже начали карабкаться, протискиваясь меж обвалившимися камнями, они высовывали свои острые морды из-за колонн и глядели узенькими глазами на чужих. Было ясно, что их внимание привлекали не двое пастухов, которых они хорошо знали, а какие-то новые существа, непохожие на тех, к кому они привыкли. У храма собралось также целое стадо овец. Они не входили внутрь, как козы, а жевали сухую траву, не глядя по сторонам. Вскоре показались и другие пастухи, они несмело приблизились к четверым, сидевшим у огня. Подойдя, они поздоровались и молча уселись в кружок, скрестив ноги и положив пастушьи посохи на колени. Казалось, они были ровесники двоих, пришедших раньше, но наверняка сказать было трудно, это были тоже люди непонятного возраста, видно было лишь, что они не молоды и не зрелого возраста, а прожили долгую жизнь. Эти пастухи не хотели показать чужим свое любопытство и ни о чем их не спрашивали. Но немного погодя два первых пастуха стали рассказывать им то, что они узнали от Товия и слепого об их удивительной судьбе. Те внимательно слушали. Их, видно, очень удивило, что незнакомцы приплыли морем, как будто с моря никто не мог к ним явиться. Но более всего их удивило, что чужие направлялись в Святую землю, в какую-то страну с таким названием.

- В Святую землю? - тихо повторяли они, глядя с недоумением друг на друга.

А что это за земля? Им очень хотелось это узнать, услышать что-нибудь о ней. Но оба пастуха не сказали им больше ничего, ничего не объяснили, ничего, кроме странного названия. Быть может, они больше ничего не знали, быть может, даже сами незнакомцы ничего о ней не знали, ведь они никогда там не были, только собирались попасть туда. Святая земля?..

Они сидели, ломая голову над тем, что это может быть за страна.

- Святая? Что это значит? - спросил один из них и поглядел на Товия и на слепого добрым старческим взглядом. Но ответа он не получил.

Потом двое пастухов рассказали остальным про медальон, висевший на груди слепого, который был пуст, но который слепой боялся потерять, словно в нем хранилось что-то драгоценное, хотя в нем ничего не было, и, верно, тяжело было его носить, зная, что он пуст. Видно, он не был счастливым человеком, хотя и носил что-то, что ни за что нельзя потерять. И к тому же кто-то неведомый отомстил ему, и оттого он ослеп.

Казалось, Джованни не трогало то, о чем они говорили, но так ли это было на самом деле, сказать трудно.

Потом они перестали разговаривать и сидели молча в привычной для них тишине. Затем они собрались уходить и дружески предложили незнакомцам помочь им, чем могли, хотя, извинившись, сказали, что помочь могут немногим. Наконец они ушли. Козы, освоившиеся было в храме, как дома - терлись об алтарь и колонны, обнюхивали все вокруг, - последовали теперь за пастухами. Ловко прыгая между камнями, они выбрались наружу, смешались с овцами и пошли по равнине, а пастухи шествовали в середине стада. Джованни и Товий остались сидеть у огня одни.

Они сидели, покуда не погас последний уголек, и ничего более в этот день не произошло, кроме того, что какой-то совершенно лысый человек высунул из-за колонны свою птичью голову и бросил на них птичий взгляд. Потом он так же незаметно удалился. Товий его не заметил, на него глядели лишь невидящие глаза слепого.