Где-то далеко хлопали подъездные двери, бегала по лестницам детвора, но здесь, в темной, пронизанной обнаженными кишками водопроводных и отопительных труб утробе дома было уютно и спокойно. Только немного темновато.
– А неплохо вы устроились, – одобрительно покачал головой отец Василий.
– Мы вот картонных ящиков из-под холодильников натаскали. Лежишь, как на диване, гладко, чисто, сухо. И кран здесь есть, даже помыться можно. Петя, приготовь гостям постели, а я пока ужин на стол подам, – сказала Марина.
Священник и мулла переглянулись. Постель и ужин – это круто!
Марина открыла торчащий из трубы кран, демонстративно тщательно помыла руки, потом достала из-за трубы небольшой картонный ящик и вытащила аккуратно упакованные в целлофан две буханки хлеба.
– Вы только не подумайте, это не из контейнера хлебушек. Петя у нас вкуса плесени не переносит, поэтому докупать приходится…
– А вот на этом вы будете спать, – принес целую кипу длинных сложенных картонных ящиков Петя.
– Вы уж простите меня, батюшка, за деньги… – внезапно попросила Марина. – Я как увидела, что столько денег в одном месте лежит, будто разум потеряла. И вернуть их вам уже не смогу – отняли у меня ваши деньги.
– Ладно. Бог, я думаю, простит.
Они легко перекусили и улеглись на гофрокартон. Марина и Петя заснули быстро и легко, а отец Василий и Исмаил все ворочались на скользкой бумажной поверхности и пытались не думать о будущем.
– Нет, это не жизнь, – вздохнул Исмаил. – Уж пусть меня лучше убьют, чем вот так вот по подвалам от всякой шушеры прятаться.
– Знаешь, Исмаил, я давно уже готов предстать перед всевышним. А с тех пор, как понял, что за все придется ответить, так и вовсе смерти бояться перестал. Меня лично, – он подчеркнул это «лично», – меня лично смерть не пугает и не отвращает. Пугает другое: не успеть и не сделать то, что должен сделать. Пугает не успеть понять что-то важное, что-то такое, что обязательно сделает нашу жизнь более светлой, более осмысленной, а значит, и более доброй.
– Мужики, давайте спать! – заворочалась во сне Марина. – Сколько можно?
Раздался непонятный треск, и отец Василий открыл и снова закрыл глаза – от яркого света стало невыносимо больно.
– Лежи не дергайся! – жестко предупредили его и, ткнув концом дубинки в лицо, стремительно перевернули спиной вверх, завернули руки за спину и защелкнули на запястьях браслеты.
– Мой готов, – сказали сбоку.
– У меня тоже, – откликнулся тот, что держал отца Василия. – Та-ак… господа бомжи, всем на выход. Поднимайся, жирный, поднимайся! Я тебя на горбу тащить не буду! Смотри, какое брюхо на помоях отъел!
Отец Василий хотел сказать, что он не бомж и что если они хотят, то за документами можно съездить прямо сейчас, но вдруг испугался. Он понял, что как только менты поймут, что задержали в подвале местного священника, они обязательно разболтают об этом каждому встречному и поперечному. А это означает, что не пройдет и нескольких часов, и он обязательно окажется в чьих-нибудь руках – или у Макса, или у Купона.
Устроившие облаву менты ему лично были незнакомы. Значит, в лицо скорее всего не опознают. Документов при себе у него тоже нет. Значит, повезут в область, в приемник-распределитель. Такова служебная технология.
«Да это ж прекрасно! – осознал вдруг священник. – Можно за государственный счет в ментовской машине в область прокатиться и при этом совершенно не рисковать попасть в руки какого-нибудь Купона или Макса. |