Дружинник робко нырнул в приоткрытую дверь. Через минуту звуки веселой возни за дверью стихли А еще через минуту из-за двери появился дружинник и объявил, что княгиня может входить в горницу.

Юлия откинула капюшон и вошла.

Посредине комнаты стоял большой стол, на котором виднелись вино и сладости. Юлия едва слышно фыркнула — угощенье для распутниц!

Владимир, стоявший немного в стороне, около окна, быстро прошел к Юлии и поцеловал ее в губы. Юлия холодно отстранилась.

Владимир спросил:

— Как живешь, Юлия? По твоему виду смотрю — уж не в монахини ли опять подалась?

Юлия склонила голову и со вздохом проговорила:

— Твоя правда. Прошли годки веселые, пора думать о царстве вечном. А вот ты никак не угомонишься.

Владимир усмехнулся:

— На том свете помонашествуем.

Юлия зловеще проговорила:

— Так в рай еще нужно попасть. А за тобой слишком много грехов.

Улыбаясь и поглаживая бороду, Владимир возразил:

— Как написано в Библии, кто не грешит, тому не в чем каяться. Бог любит раскаявшихся грешников больше, чем праведников. А я уже заполучил место в раю, тем что эту страну склонил к истинному Богу. Этим прикроются все мои грехи.

— И все же? —- повысила голос Юлия. Поняв, что она намеревается прочитать ему проповедь, Владимир оборвал ее:

— Монахиня, уж не собираешься ли ты учить избранника Бога? Если так, то уходи. Если есть дело — говори. Некогда мне, да и девки и так утомились, ожидая, когда ты освободишь меня.

Юлия поняла, что сейчас не время читать мораль распутному князю, который к тому же ничем не отличался в своем поведении от своих предков и других князей и королей. А праведникам развратную человеческую натуру не переделать.

— Хорошо, — поджав губы, так что они превратились в тонкую бледную полоску, недовольно проговорила Юлия. — Поговорим о деле. Я прошу тебя приказать своим дружинникам, чтобы они прекратили бесчинство в городе.

— Ха! — воскликнул Владимир. — А может, им еще и ангельские крылья нацепить?

Его лицо налилось злой кровью. В глазах зачернело каменное упрямство:

— Не скажу им этого. Пусть дружинники веселятся, как хотят. Они други мои и в сражении за меня жизнь кладут. Мне для них ничего не жалко, ни золота, ни серебра, ни тем более чужих баб и девок. Без своих друзей я ничего не буду иметь, а с ними — все!

Юлия, потупив глаза, смиренно согласилась:

— Это правда, князь силен своими дружинниками. Но...

Глаза монахини дерзко блеснули. Этот блеск напомнил

Владимиру времена, когда жена его брата стала его наложницей. С тех пор Владимир знал многих женщин, но еще ни одной не встречал, способной сравниться с Юлией. Были и горячие до безумия девки и бабы, и холодные, как зимний лес, и так себе... Но в Юлии был огонь и лед одновременно: только что окатит холодом и тут же обожжет.

Владимир окинул взглядом Юлию. В бесформенном монашеском одеянии глядится она опавшим зимой листом, — черным, бесцветным и смятым, и вызывает только мысль о смерти. Но лицо, оливковое, горячее, с сумасшедшими черными глазами, невольно вызывает низменную страсть. Огонь и лед.

Глаза Юлии горели, она убеждала:

— Но скоро приедет Болеслав, король польский. И что скажет истинный христианин, когда застанет в городе Содом и Гоморру? Захочет ли он отдать свою дочь за сына варвара? Неужели ты хочешь расстроить свадьбу своего сына?

Закончив речь, Юлия склонила голову, пряча глаза.

— Вот все, о чем я хотела тебя предупредить.

И вновь ее фигура приобрела смиренный вид.

Несмотря на то что Юлия говорила чрезмерно резко, и Владимир даже начал на нее сердиться, однако он все же сообразил, что в ее словах была своя доля истины.