Как это ни печально для всех нас. Так вот, мы, старшие члены семьи, недавно обсуждали, как нам следует поступить, когда Клодий все-таки начнет борьбу за должность трибуна. А он это сделает, если только ему не помешает внезапная смерть.
— И что же вы решили?
— Решили, что в этом году борьбу за должность трибуна начнешь и ты.
Я ощутил себя жертвенным быком, которому помощник верховного жреца наносит сокрушительный удар по голове.
— Я? Но в нашей семье есть люди куда более опытные и искушенные в политических делах.
— Ерунда. Лучшей кандидатуры, чем ты, нам не найти. Твоя родословная безупречна. Отец недавно избран цензором. К тому же ты обладаешь способностями, достаточными для исполнения любой государственной должности. Впрочем, это не так важно, ибо трибуном может быть избран любой гражданин, который не является патрицием, а ты таковым не являешься. Конечно, ты — плебейский аристократ, но простонародье тебе симпатизирует после твоей славной битвы с октябрьским конем.
При этих словах он ухмыльнулся, а я недовольно поморщился.
— Итак, — продолжал Целер, — я предполагаю, что Цицерон готовит для роли трибуна твоего закадычного друга Тита Анния Милона. Хотя мне отвратительна мысль о том, что предводитель банды головорезов, подобный Милону, станет трибуном, приходится признать — даже такой поворот событий нас устраивает больше, чем избрание Клодия.
— По-моему, Милон — отличный выбор, — кивнул я. — Что до меня, я никогда и думать не думал о должности трибуна. Хотя, конечно, мне лестно, что старшие члены семьи сочли меня достойным такой ответственности.
— Не слишком обольщайся на свой счет, — покачал головой Целер. — Главная причина, по которой мы хотим видеть трибуном именно тебя, — ненависть, которую питает к тебе Клодий. Узнав, что его соперником являешься ты, он придет в ярость, которая изрядно притупит его изобретательность.
— Понятно, — кивнул я.
Мысли бродили в моей голове, как молодое вино.
— Если мы с Милоном станем трибунами одновременно, то сможем объединить усилия и обезвредить Клодия.
— Ты все схватываешь на лету, — улыбнулся Целер. — Уверен, в политике тебя ожидает большое будущее. Впрочем, вполне возможно, пройдет несколько лет до того, как ты станешь трибуном. Тем не менее тебе надлежит обдумать такую возможность.
— Можешь не сомневаться, ни о чем другом я и думать не смогу, — заверил я.
Я почувствовал, что попал в серьезную переделку. Несмотря на то что я не имел никакого политического веса, Клодий ненавидел меня и считал первейшим врагом. Если я стану его соперником, он пойдет на все, чтобы со мной разделаться. Согласно закону личность трибуна неприкосновенна, и покушение на его жизнь расценивается как величайшее злодеяние. Проблема состояла в том, что Клодий имел богатейший опыт по части всякого рода нарушений закона и злодеяний.
— Какой же политический заговор вы двое здесь замышляете?
Голос, раздавшийся со стороны колоннады, заставил нас с Целером одновременно обернуться. Разумеется, я мгновенно узнал, кому принадлежит этот голос.
Клодия по-прежнему оставалась одной из первых красавиц Рима, но в последние годы она пользовалась дурной славой. Если раньше она была известна как женщина редкого ума и обаяния, покровительница художников и поэтов, то ныне даже ее имя вызывало у многих страх. По слухам, Клодия была замешана в нескольких убийствах, и я точно знал, что до определенной степени эти слухи соответствуют истине. Тем не менее она являлась супругой Целера, и в отношениях с ней нужно было соблюдать вежливость.
— Сегодня ты еще прекраснее, чем всегда, Клодия, — нашелся я. |