Увидев, как я вхожу в ворота собственного дома, мой раб Катон выпучил глаза от удивления:

— Сенатор! Мы думали, ты придешь только во второй половине дня! К тебе пришла посетительница, сказала, ей надо тебя увидеть. Но мы…

— Где Гермес? — оборвал я, не дослушав. Лишь мгновение спустя смысл слов Катона дошел до меня, и я спросил: — Какая посетительница?

— Благородная Юлия, из семейства Цезарей. Она заявила, что непременно дождется твоего возращения. Сейчас она в атрии.

Войдя в атрий, я и в самом деле увидел Юлию. Она поднялась мне навстречу, и во взгляде ее вспыхнула нескрываемая радость:

— Деций! Как хорошо, что ты жив. Тебе угрожает опасность!

— Еще бы, — кивнул я. — Но как ты узнала об этом так быстро?

— Быстро? Я узнала об этом лишь вчера вечером.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Прошу, подожди немного. Я должен переговорить со своим рабом.

— Нет, прежде ты должен поговорить со мной!

С поразившей меня силой она схватила меня за руки и повернула к себе:

— Деций, вчера вечером к моему дяде приходил Клодий. Он хочет тебя убить! Он бредит этим убийством, точно безумец.

— Кто бы в этом сомневался, — усмехнулся я. — Он всегда был безумцем. И что ему ответил Гай Юлий?

— Он пришел в гнев. Кричал, что убивать тебя нельзя ни в коем случае. Но Клодий ничего не желал слушать. Тогда дядя сказал: «Если ты обагришь свои руки кровью Деция Метелла, я перед всем народом Рима призову на твою голову проклятие великого Юпитера!»

Это была более чем серьезная угроза. Тот, на чью голову падало подобное проклятие, превращался в изгоя. Никто из граждан Рима ни при каких обстоятельствах не должен был разговаривать с проклятым, тем более оказывать ему какую-либо помощь. Правители дружественных Риму государств отказывали ему в праве проживать на своих землях. Его ожидала участь бесприютного бродяги, вынужденного скитаться в варварских странах.

— И что же ответил на это Клодий?

— Расхохотался. А потом сказал: «Юпитеру нет нужды беспокоиться. Метелла возьмет Харон». Я не поняла, что он имеет в виду.

Меня словно окатили ледяной водой:

— Он намекал, что натравит на меня этрусских жрецов.

— Я хотела узнать, чем закончился разговор, но мне это не удалось, — вздохнула Юлия. — По дому снует множество людей, и меня могли обнаружить. Предупредить тебя немедленно я не могла. Доверить столь важную весть посыльному я не решилась, а выйти из дома, прежде чем дядя уйдет в театр, у меня не было возможности.

— Не могу выразить словами, как велика моя благодарность, — пробормотал я, лихорадочно соображая, как теперь следует поступить. — Явившись сюда, в мой дом, ты подвергла себя опасности. — Страшное предположение пронзило меня насквозь. — Возможно, убийцы где-то рядом, выжидают удобного момента. Совершенно ни к чему, чтобы они тебя видели. Останься здесь до наступления темноты.

— Неужели они осмелятся напасть на меня? — спросила Юлия, с патрицианским высокомерием вскинув голову.

— При обычных обстоятельствах они бы ни за что не осмелились, — ответил я. — Клодий трепещет перед твоим дядей, Гаем Юлием. Но сейчас помрачение рассудка, которому он всегда был подвержен, достигло крайней стадии, и он способен на все.