– С того момента, как инспектор Тил покинул Лондон, – сказал Мариус, – он все время находился в поле зрения моих агентов. Поэтому у меня есть все основания считать, что он до сих пор не знает, где вы. Темплер, на этот раз вам придется подумать о чем-нибудь более действенном, чем... гм... как это сказал ваш друг? Чем «приманка и наживка».

Саймон кивнул:

– Прелестная фраза.

– Так что вы можете выбирать между тем, чтобы передать нам Варгана, и тем, что мы возьмем его силой.

Святой улыбнулся:

– То есть орел – вы выиграли, решка – я проиграл, так?.. А если, предположим, монета встанет на ребро? Предположим, дитя мое, что вас арестуют? Здесь не Чикаго, понимаете ли. В Англии нельзя развязывать собственные маленькие войны даже в сельской местности. Крестьяне будут недовольны и начнут бросать в вас брокколи. Я не знаю, что такое брокколи, но бросать начнут.

По лицу гиганта снова промелькнула ужасно вежливая улыбка.

– Вы меня не поняли. Моей стране нужен Варган и его изобретение. Чтобы заполучить его, я готов пожертвовать столькими людьми, сколькими потребуется. И мои люди отдадут жизни за свою родину, как они отдали бы на поле битвы.

– Ваша страна!

Святой хладнокровно закурил сигарету.

На взгляд стороннего наблюдателя, которому не были бы слышны слова, они обсуждали не более как условия партии в гольф, а не ситуацию, где определялись судьбы наций... Но лишь на минуту...

Эти два наэлектризованных слова разорвали оболочку внешнего спокойствия Святого. Голос его больше не напоминал насмешливое мурлыкание. В его тоне теперь звенела сталь, чувствовалась твердость и сарказм. Как будто он вложил в эти два слова сотню острых ножей и тысячу иголок и произнес их с холодностью порыва ветра с Северного полюса.

– Ваша страна!

– Именно это я и сказал.

– Разве у таких, как вы, есть своя страна? Есть ли на всей земле хоть один акр, который бы вы любили лишь потому, что это – ваш дом? Разве вы чему-нибудь преданы, кроме как разбухшим от золота паукам, чью паутину вы плетете? Есть ли народ, который вы могли бы назвать своим, – народ, который бы вы, ни минуты не колеблясь, не принесли бы в жертву, чтобы положить в свой карман тридцать сребреников? Разве вас что-нибудь в мире волнует, кроме грязных денег, Рэйт Мариус?

Впервые лицо Мариуса не осталось безучастным.

– Это моя страна, – твердо промолвил он.

Саймон рассмеялся:

– Придумайте другую ложь, Мариус. Эта не пройдет.

– И все-таки это моя страна. И она дала мне людей, чтобы выполнить задание...

– А вам не приходило в голову, – спросил Святой, – что мы тоже готовы умереть за свою страну и нас не пугает перспектива быть арестованными, если нас спасут?

– Я думал об этом.

– И не слишком ли вы полагаетесь на нашу честность? Что может нам помешать забыть об условиях перемирия и взять вас в заложники?

Мариус покачал головой:

– А что могло помешать мне прийти сюда с белым флагом, чтобы отвлечь ваше внимание, пока мои люди не заняли бы дом с тыльной стороны? Когда судьба страны поставлена на карту – не до условностей. К белому флагу относятся с уважением на полях сражений, а здесь – главное сражение войны.

Святой задумчиво покачивался на каблуках, сигарета свисала из угла рта, руки свободно опущены, но в каждой руке он держал смерть.

– Вы все еще наш заложник, красавчик, – сказал он, – и если вы затеяли какое-то вероломство.