Именно в то время как он наслаждался столь радужными картинами будущего, Пьер Мана, до той поры прятавшийся к сосняке, предпринял вылазку, которая должна была привести его к краже со взломом.

Мы слышали, как бандит сам рассказывал Мариусу о том, что дверь в контору торгового дома Риуфов была для него наполовину открыта, а по части воображения Пьер Мана не уступал даже самому г-ну Кумбу — он мечтал о горах банкнот и водопадах золота и серебра. К несчастью, из наведенных им справок он узнал, что один из служащих конторы, свирепый дракон, вооруженный двумя пистолетами, охраняет этот сад гесперид, а привратник и один из курьеров ночуют в пределах досягаемости человеческого голоса, всегда готовые оказать вооруженную поддержку своему товарищу. Тогда Пьер Мана устремил свои мечты к шале, сделав вывод (отдадим должное логике его мышления), что столь широкая денежная река предполагает и притоки. Ну а Пьер Мана был исполнен здравомыслия: он смирился с необходимостью испить из притоков, не имея возможности напиться из самой реки. Прибыль в этом деле была бы меньше, но меньше были бы и опасности; бандит предполагал удостовериться, что мадемуазель Риуф находится одна со служанкой в своем шале в Монредоне, и на это рассчитывал.

И действительно, начало предпринятого им дела окрылило его. Пьер Мана бесшумно открыл застекленную дверь, ведущую с первого этажа прямо в сад, снял ботинки и, взяв их в руки, поднялся по главной лестнице, проскользнул в комнату с окном, в котором он накануне увидел мадемуазель Риуф, еще до того предположив, что это ее окно. Туго набитый кошелек, который он прибрал к рукам, как только открыл первый ящик, подтвердил, что его предположения не были ошибочными. К несчастью, построив одно правильное умозаключение, человек непременно хочет сделать еще более удачное. Так произошло и на этот раз: ощупывая в темноте предметы, Пьер Мана наткнулся на секретер, который, как показалось ему при одном лишь прикосновении, должен был заключать в своем чреве сокровища Перу; пальцы его задрожали, и это отозвалось у него головокружением; он сразу вспомнил, что в угловой части дома видел освещенное окно, однако он предполагал, что это было окно комнаты, где спала служанка; тут Пьер Мана рассчитывал на свою испытанную сноровку. Если, впрочем, на беду, эта женщина явится, подумал он, то тем хуже для нее — зачем ей вмешиваться в дела, которые ее не касаются? На этот случай у Пьера Мана были надежные средства заставить ее замолчать; он взял из своего снаряжения стамеску и с силой нажал на створку искушавшего его секретера. Однако этот предмет не был той мебелью, что дает вторгаться в себя бесшумно; его створки расцепились с таким чудовищным треском, что Жан Риуф, спокойно что-то читавший, ожидая возвращения сестры, мгновенно появился в комнате вместо служанки, которую предполагал увидеть Пьер Мана.

Крики брата Мадлен, когда бандит дважды ударил его ножом, не донеслись до г-на Кумба, чей наблюдательный пункт был расположен, как мы уже сказали, позади дома; он услышал только какую-то суматоху, указывающую на то, что в шале происходит нечто вроде драки. Господин Кумб подумал, что представление, которое он соблаговолил позволить себе как прихоть, оказалось бурным; его интерес усилился, он весь обратился в слух, и ничего более. Однако через несколько минут, после того как Мариус устремился за убегавшим убийцей, Мадлен поняла, какой опасности подвергался ее брат, и это придало ей силы; она бросилась в дом, по-прежнему сопровождаемая служанкой и кучером.

На втором этаже дома их ожидало страшное зрелище. Посреди комнаты Мадлен в луже собственной крови лежал Жан Риуф. Не в силах вынести увиденное, девушка лишилась чувств и упала прямо на тело брата, не заметив, что он еще дышит. Служанка и кучер бросились на балкон: один возвещая об убийстве, а другая призывая на помощь. Когда г-н Кумб услышал эти крики, явно свидетельствовавшие о том, что комедия превращается в трагедию, все происходящее начало развлекать г-на Кумба гораздо меньше, чем он предполагал.