— Но, несчастный ты человек, — ответила Милетта, — я никогда и не думала что-либо просить у господина Кумба, так же как и он никогда не думал о том, чтобы давать мне что-нибудь. Я старательно блюла интересы дома, он одевал и кормил меня; он одевал и кормил Мариуса. Кроме того, он взял на себя расходы по его образованию.

— Что ж, я понимаю так, что тебе и господину Кумбу нужно провести между собой расчеты. Отлично, проводи меня в его комнату, мы проведем расчеты, и, как только это будет сделано, я ему дам расписку, погашающую обязательства, чтобы после меня никто ничего у него не требовал.

— Что ты такое говоришь, несчастный человек?

— Я говорю только о том, чтобы ты проводила меня прямо в спальню старого скряги, причем не мешкая, и, как только мы там окажемся, сказала мне, где негодяй прячет наши деньги.

— Наши деньги?

— Ну да, наши деньги; поскольку он тебе не платил жалованья за работу, поскольку ты блюла его интересы и поскольку благодаря тебе он увеличил капитал, половина всех сбережений, накопленных за годы вашей совместной жизни, принадлежит тебе. Я обещаю тебе взять ровно половину, точно нашу долю. Итак, никаких угрызений совести — и вперед.

— Никогда! Никогда! — воскликнула Милетта.

Но, произнеся во второй раз это слово, она вскрикнула от боли, почувствовав как острие ножа бандита вонзилось ей в плечо.

— Пьер! Пьер! — вскричала она. — Я сделаю все, что ты требуешь, но поклянись мне, что ни один волосок не упадет с головы того, кого ты хочешь ограбить.

— Будь спокойна, я слишком хорошо понимаю, чем мы с тобой обязаны ему за заботу, проявленную к тебе на протяжении двадцати лет, а также за те небольшие средства, что он приберег нам с тобой на старость. И не будем терять время: как говорят американцы, время — это деньги.

— Бог мой! Бог мой! Ты же дал мне надежду, что покинешь Францию, как только кошелек Мариуса окажется у тебя в руках.

— Чего ты хочешь? Аппетит приходит но время еды, а потом я старею и, в особенности за границей, не буду раздосадован возможностью пожить немного на свою ренту. Кстати, кроме Мариуса, у меня нет другою законного наследника, полому когда-нибудь все это достанется ему. Бедный малец! Так что на самом деле мы сейчас с тобой собираемся поработать на него. Вот почему я так спешу приняться за дело. Идем, веди меня, бездельница! (И он снова вонзил ей острие ножа в плечо.) Милетта тяжело вздохнула, первой пошла вперед и, остановившись перед дверью, пробормотала:

— Здесь.

Приложив ухо к двери, бандит прислушался; несмотря на разделявшую их дверь, явственно доносилось шумное дыхание г-на Кумба, указывавшее, что храпящий спал глубоким сном.

Пьер Мана нащупал рукой замок; ключ был в замочной скважине: хотя дверь дома была закрыта, г-н Кумб для безопасности запирался у себя в комнате.

Бандит осторожно отодвинул язычок замка; замок издал легкий скрип, как это было, когда они открывали дверь в дом, но его заглушил храп спящего г-на Кумба.

Пьер Мана быстро вошел, втащив за собой Милетту, которая была ни жива ни мертва, и закрыл за собой дверь.

Приняв эту меру предосторожности, он пробормотал, словно был у себя дома:

— Ну, теперь зажжем свечу, при свете работается лучше. Милетта шептала про себя молитву; от страха она почти лишилась чувств.

Ярко вспыхнула спичка, ее пламя зажгло фитиль, и тусклый свет горящего скверного сала разлился по комнате.

При этом свете, каким бы слабым он ни был, можно было разглядеть г-на Кумба, спящего в своей постели сном праведника.

Пьер Мана подошел к нему и пальцем тронул его за плечо.

Господин Кумб пробудился.