Я отнес его одному знакомому, он говорит, что это настоящий серебряный самородок. Всего за двадцать долларов! Эта колдунья с ума сошла».
Некоторое время такие разговоры увеличивали клиентуру Королевы Мари. Проклятие Хейзел поначалу давало о себе знать довольно медленно. В первое время оно даже казалось благословением. Драгоценные камни и золото появлялись лишь изредка и никогда — в больших количествах. Королева Мари расплатилась по счетам. Они стали раз в неделю есть стейк на обед. Хейзел даже купили новое платье. Но потом пошли слухи. Люди начали понимать, какие ужасные вещи происходят с теми, кто купил эти амулеты или получал плату драгоценностями Королевы Мари. Чарли Гассо потерял в жнейке руку, на которой был золотой браслет. Мистер Генри, владелец магазина, умер от инфаркта, взяв у Королевы Мари рубин в качестве платы.
Стали поговаривать и насчет Хейзел — как она умеет находить проклятые драгоценности, идя по улице. Теперь только заезжий люд ходил к ее матери, да и тех было немного. Мать Хейзел стала вспыльчивой. Она посматривала на Хейзел ненавидящим взглядом.
Хейзел бесшумно — на тот случай, если у ее матери клиент, — поднялась по лестнице. Внизу в клубе оркестр настраивал инструменты. В пекарне по соседству начали готовить пончики на завтрашнее утро, и на лестнице пахло жареным маслом.
Когда Хейзел добралась до верха, ей показалось, что из квартиры доносятся два голоса. Но когда она заглянула в гостиную, ее мать сидела одна за гадательным столом, глаза ее были закрыты, словно в трансе.
Хейзел много раз видела ее такой — мать делала вид, что разговаривает с духами для своих клиентов. Но такого не случалось, если она была одна. Королева Мари всегда говорила дочери, что ее амулеты — вранье и жульничество. На самом деле она не верит ни в амулеты, ни в предсказания, ни в призраков. Она просто играет, как актриса или певица, и таким образом зарабатывает деньги.
Но Хейзел знала, что ее мать все же верит в колдовство. Проклятие Хейзел вовсе не было жульничеством. Королева Мари просто не хотела думать, что это ее вина, что из-за нее Хейзел стала такой, какая она есть.
— Это твой треклятый папочка, — ворчала Королева Мари, когда пребывала в особо мрачном настроении. — Заявляется в своем костюмчике — черное с серебром. В тот единственный раз, когда я и в самом деле вызвала духа, — что я получила? Мое желание исполнилось, а жизнь была погублена. Мне нужно было стать настоящей королевой. Это он виноват, что ты такая.
Она так никогда и не объяснила, что это значит, и Хейзел научилась не расспрашивать ее об отце. Что толку — мать от этого только злилась.
Хейзел смотрела, как Королева Мари бормочет что-то себе под нос, лицо у нее было спокойное и расслабленное. Хейзел поразилась тому, как она красива — без угрюмой гримасы и вечных морщин на лбу. У нее, как и у Хейзел, была великолепная копна золотисто-каштановых волос, такая же смуглая кожа цвета жареных кофейных зерен. Сейчас на ней не было красного платья или золотых браслетов, которые она надевала, чтобы произвести впечатление на клиента, — только простое белое платье. Но вид у нее был царственный, она сидела прямо, исполненная величия, в позолоченном кресле, словно и в самом деле считала себя королевой.
— Там ты будешь в безопасности, — пробормотала она. — Вдали от богов.
Хейзел подавила крик. Ее мать говорила чужим голосом! И этот голос вовсе не походил на женский. Тон — мягкий, успокаивающий, но еще и непререкаемый, как у гипнотизера, отдающего приказания.
Королева Мари напряглась. Она скорчила гримасу, потом заговорила обычным своим голосом:
— Это слишком далеко. Слишком холодно. Слишком опасно. Он сказал, чтобы я не делала этого.
Ей ответил другой голос:
— Да что он сделал хорошего для тебя? Дал порченого ребенка? А мы сможем использовать ее дар во благо. |