Когда двери хлева распахнулись, глазам собравшихся предстало странное зрелище. Его высочество сидел на земле скорчившись и обхватив голову руками. А черный уродец как был подвешен к балке, так и висел, раскачиваясь на цепях и горланя во все горло:

— Тебе не уйти от самого себя, акалель! Белые черви пожрут твою душу!

Впрочем, орал он на атле, и его никто не понял. Медведь осмелился дотронуться до плеча принца. Тот вздрогнул, как от удара, повернул к ярлу свое бледное перекошенное лицо и выдавил:

— Это не должно жить.

Его слова были восприняты как приказ. Воины немедля отвязали Тикаля от балки, выволокли во двор и прямо у двери пустили мечи в ход. Гиперборейцы верили, что сила колдуна — в языке. Поэтому через минуту маг уже давился кровью, глядя на красный кусочек плоти, втоптанный в землю у его ног. Потом северяне вырезали «поганому атлан» Кровавого Орла. Спина мага была раскроена, ребра оттянуты вперед в виде крыльев, а легкие вытащены наружу. Мычащего от боли и ужаса жреца вздернули на высоченный кол и оставили подыхать.

Такая смерть в Гиперборее не полагалась никому. Кроме колдунов. Торопливость расправы навела Лаге на мысль, что принц боится, как бы Тикаль не сболтнул лишнего.

Единственные слова, которые наследник бросил, уходя от костра, были:

— Если б я мог вспомнить сам…

Они не сулили ничего хорошего. «Если Ахо — это все же Ахо, — размышлял оруженосец, — то Тикаль мог порассказать ему кое-что об их общих делах. Вот нашего хозяина и скособочило! Ни один человек не вынесет таких откровений о себе».

Но принц искал в памяти подтверждения совсем иным событиям.

— Ну падаль, — сказал он, оставшись с колдуном наедине и беря щипцы в руки, — отвечай: зачем тебе понадобилось воровать ребенка? А то пожалеешь, что появился на свет.

Вместо ответа связанный маг зашелся хриплым хохотом и провозгласил на чистом атле:

— Скорее, Мин-Акхан, пусти в ход железо. Вырви мне язык. Ты всегда хотел это сделать.

Произнесенное имя показалось Серебряному Листу знакомым. Оно будило какие-то чувства.

— Ты знаешь меня? — озадаченно спросил он.

Пленник снова зашелся кашляющим смехом.

— Знаю ли я тебя? Принца Победителя? Сына Солнца?

— Что ты несешь? — Серебряный Лист покрепче перехватил щипцы. — Сейчас узнаешь, как потешаться надо мной. Зачем украл ребенка?

— Затем, что все твои дети должны умереть, — отчеканил жрец. — Так приказали бессмертные. Их слово — закон. Они наши учителя и наставники. А ты восстал против них. Мало ты начудесил в Атлан? Теперь бежал сюда и думаешь спрятаться? — Тикаль раскачивался на цепях, как на качелях. — Но скоро они вторгнутся в Гиперборею, прорвут защиту и доберутся до своего — того, что спит в ледяной впадине на дне моря. Все, что им нужно, они забирают, как забрали твоих первенцев.

— Ты меня с кем-то путаешь, чучело! — рассердился принц. — Кто такие они?

— Белые черви! Белые черви! — исступленно завопил Тикаль. — Боги иных земель. Они играют нашим миром, как тольтеки кожаным мечом. И ставка на голову проигравшего! В проигрыше всегда люди. Глупец, неужели ты этого еще не понял?

У принца возникло двойственное ощущение. С одной стороны, все, о чем говорил Тикаль, было ему смутно знакомо. С другой стороны, впервые за последнее время он испытал острое нежелание вспоминать. В бреде колдуна была какая-то большая, отталкивающая правда. Серебряный Лист чувствовал ее, но не мог нащупать до конца.

— Зачем я понадобился твоим богам? — недоверчиво спросил он, откладывая остывшие уже щипцы.