– В конце концов, он действительно в какой-то степени мой сын, – подумала Полина и грустно улыбнулась.

    Зазвонил телефон. Голем тяжелой поступью вышел из комнаты и взял трубку.

    – Нет, сегодня не смогу, – прозвучал голос Егора. – Мать сердится, скоро экзамены, а я дуб дубом. Так что пока все тренировки отменяются. Начинаю зубрить.

    Он положил трубку и вернулся в кухню.

    – Вам точно ничего не нужно, Хозяйка?

    Ей послышалось или в его голосе звучала забота и тревога?

    Полина удивилась. Этот парень, так похожий на ее сына, вел себя слишком эмоционально. Но она прекрасно помнила из курса обучения: у НИХ нет эмоций. По крайней мере так всегда считалось.

    Она поднялась, подошла к голему вплотную и положила руку на плечо.

    – Ты ведь все сделаешь, как я сказала?

    – Не сомневайтесь – он, копируя ее, тоже положил руку ей на плечо. – Я все сделаю. Но если вы передумаете, – он запнулся, словно решая для себя что-то очень важное. – Если передумаете, я буду рядом. Только позовите.

    – Договорились, – она натянуто улыбнулась.

    Он снова послушно сделал пару шагов в сторону комнаты. Потом остановился и, обернувшись, сказал:

    – У меня здесь никого нет. Только вы, Хозяйка, – на лице у него появилась улыбка потерянного ребенка.

    Когда закрылась дверь, Полина осторожно оттянула рукав трикотажной кофточки. Так и есть, на плече расплывался громадный синяк. Что и говорить, силища у этих существ немереная.

    На душе у нее скребли кошки. Получается, спасая своего сына, она подставляла ни в чем не повинное создание. Впрочем, Полина скосила глаза на синяк, с этим малышом им будет непросто справиться.

    Алена стояла, опустив голову. Единственной эмоцией, которую она испытывала сейчас, – был страх. Животный страх, парализовавший каждую клетку ее тела. Она не только не могла пошевелиться. Она с трудом дышала. Каждый вдох и выдох требовал отдельного серьезного напряжения, пересохшую гортань свело спазмом.

    – Последний раз спрашиваю, – обманчиво мягкий баритон человека, стоящего спиной к окну, заставил ее напрячься еще больше и усилием воли выдохнуть застрявший в груди воздух. – Аленушка, я хочу знать, почему ты не впустила моего посыльного?

    Алена посмотрела вбок, где в луже крови лежал человек. Вернее, то, что от него осталось. О том, что это изорванное в лохмотья тело принадлежало еще недавно человеку, говорила только голова с гордым римским профилем.

    – Аленушка, ты же знаешь, как хорошо я к тебе отношусь.

    Узловатая старческая рука, покрытая веснушками, коснулась ее щеки.

    – Д-да, знаю, – с трудом выдохнула она. Проклятый воздух снова не хотел вдыхаться. Ей казалось, что легкие прилипли к ребрам.

    – Вот видишь, как плохо меня обманывать, – прошептал баритон прямо ей в ухо.

    – Я не обманыва… – перед глазами Алены поплыли красные круги.

    Сладкий до боли воздух внезапно ворвался ей в грудь. Она с облегчением вздохнула.

    – Я хочу, я хочу сказать…

    – Тсс… – веснушчатая рука с изъеденными грибком ногтями накрыла ей рот. – Я верю. Именно поэтому ты здесь, а он там, – обломанный ноготь показал в сторону кровавых лохмотьев.