Но как проветрить кабину и не выстудить ее?

Температура внутри была ниже нуля. Если пробить дыру, станет еще холоднее. Но Ройса стошнило, и эта тошнота — сухая, мучительная — была верным признаком отравления угарным газом, тем самым, от которого (как хорошо это помнил Руперт) в Арктике погибло больше людей, чем от холода.

— Наверно, вы правы, — произнес он заплетающимся языком.

— Что вы сказали? Встаньте! Ради бога, встаньте, Руперт!

— Вы, наверно, правы, — медленно повторил Ройс, пытаясь уяснить себе, откуда взялась эта новая опасность.

Наконец он сообразил: они не догадались загасить примус и фонарь, которые отравляли воздух. Это было бы все равно, что погасить последние проблески жизни в их грязной и темной норе. Руперт опять встал, подчиняясь властному голосу Водопьянова.

— Знаю! Знаю! — бросил он раздраженно.

И он действительно знал, что надо делать. Водопьянов советовал прорубить топором дыру в подветренной стене и потом чем-нибудь ее завесить, но Руперт понимал, что при этом создастся прямая тяга воздуха и ледяной сквозняк мгновенно выстудит кабину, — им владела неистовая, суеверная ненависть к холоду.

— Будет слишком холодно, — буркнул он в ответ. — Не годится.

Он взял топор и начал отрывать алюминиевый желоб, в котором были проложены провода и кабели. Желоб вел в дальний конец фюзеляжа, который в свое время Ройс забил снегом. Слабыми руками он дергал желоб, выбивался из сил, падал. Потом снова вставал и снова дергал и, оторвав метра два или три. лег отдохнуть. Голос Водопьянова вывел его из смутного забытья.

— Нельзя так, — произнес Руперт вслух. — Нельзя распускаться.

Им опять овладело дурашливое легкомыслие, его разбирал смех, он сел и начал рассказывать Водопьянову, как бы посмотрела на все это его жена.

— Она ни капли на меня не похожа. Джо не любит задумываться над мрачными сторонами бытия. Сложности не по ее части. Она смотрит на жизнь просто. В каком-то смысле это, может, и неплохо, но вся эта история показалась бы ей ужасной глупостью, уж можете мне поверить. — И он бессмысленно захихикал. — Хотя…

— Сейчас не до этого, — оборвал его Водопьянов. — Принимайтесь за дело. Встаньте и продолжайте то, что начали. Эх, если бы я мог двигаться! — беспомощно вздохнул он.

— Ну-ка! — подстегнул себя Руперт. — Давай шевелись…

Он возвратился к желобу. У него созрел чудесный план, совершенно ясный. Он разрежет желоб пополам и свяжет оба куска проволокой так, чтобы вышло колено. Потом пробьет дыру в подветренной стене, просунет в нее трубу, выйдет из фюзеляжа, взберется наверх, укрепит снаружи трубу, и получится прекрасная вентиляция без большой потери тепла…

Он принялся рубить желоб.

— Стойте! Стойте! — закричал Водопьянов.

— Ну, чего вам? — спросил он.

— Что вы делаете? Вы крушите свою постель, а там, глядишь, и ногу отрубите…

— Ничего, ничего, — пробормотал Руперт.

Только теперь он увидел, что желоб лежит на его спальном мешке, а мешок уже изрядно испорчен. Рука с топором повисла в воздухе.

Руперт оглянулся на Водопьянова, который, чуть не падая с кровати, пытался ухватиться за желоб.

— Чего вам надо? — рассердился Ройс.

— Вы не соображаете, что делаете, — ответил Водопьянов. — Бросьте топор, Руперт! Бросьте, ну!..

Руперт остановился, подошел к измученному, беспомощному Водопьянову, сел с ним рядом и начал объяснять, какую он хотел соорудить трубу.