Так и думал XVIII век. Все писали и говорили о нравственности, и ни в ком не было нравственности, ибо никто не верил достоинству человека, великости его назначения.
Но ежели я верю, что я должен дать отчет в моей жизни, должен употребить ее на святой подвиг, как завещал это нам распятый за нас, – я могу и в таком случае заниматься мелочами жизни, быть пустым, даже злым человеком, но уже прости, счастие жизни, оно невозможно для меня, прости, счастливое самодовольство, я уже не могу обмануть себя. Так думает XIX век, ибо он, если еще не вполне уверился, то уже начинает верить в достоинство человека, в великость его назначения.
Весьма нетрудно приложить это понятие о «нравственности вообще» к «нравственности в литературе». Какое мне дело, что в романе или драме добродетельный погибает, а порочный торжествует? Если добродетельный боится пасть за правду, если он ропщет на провидение за то, что оно попускает торжествовать над ним пороку, он уже не добродетелен: он поденщик, просящий платы за труды, он любит добро не для добра, а из желания награды. Нет, если он добродетелен истинно, то благодари провидение за бедствие, лобызай карающую руку. Если во мне есть чувство добра, меня не испугает зрелище ужасов и страданий, вопль проклятий и богохулений, представляемых мне Евгением Сю, Бальзаком, Лакруа и другими, ибо царство доброго не от мира сего[2 - Евангелие от Иоанна, 18, 36.].
Вот другое дело литература XVIII века, она не так глубока и ужасна; она, напротив, очень весела и снисходительна к слабостям человеческим, но зато и убийственна для чувства нравственности, соблазнительна и развратна. Эти сцены сладострастия, набросанные игривою кистию с чувством самоуслаждения, эти невинные экивоки, от которых закипает молодая кровь юноши и волнуется грудь девушки, – вот она, вот ядовитая отрава нравов! Это хорошо известно многим, которые, еще бывши детьми, читали философические повести Вольтера, contes en vers[3 - сказки в стихах (франц.). – Ред.] Лафонтеня, «Кавалера Фобласа»[3 - Речь идет о романе Ж.-Б. Луве де Кувре «Любовные похождения кавалера де Фоблаза» (тт. 1–13, 1787–1790). Были издания романа на русском языке: «Приключения Шевалье де Фобласа», чч. I–VI. СПб., 1792–1794; «Жизнь кавалера Фоблаза», чч. I–V. М., 1793–1795, и др.] и другие chefs-d'oeuvres[4 - шедевры (франц.). – Ред.] XVIII века.
Передо мной лежит роман Поль де Кока «Сын моей жены», перелистываю его с расстановкою и трепещу при мысли, что это подлое и гадкое произведение может быть прочтено мальчиком, девочкою и девушкою; трепещу при мысли, что Поль де Кок почти весь переведен на русский язык и читается с услаждением всею Россиею!.. Боже великий! и есть люди, которые печатно хвалят его и находят его самым нравственнейшим из современных французских писателей, его, грязного осадка от мутной воды XVIII века, его, угодника площадной черни!.. А мы слушаем и верим!.. Слава нам!..
Что такое Поль де Кок? Кто он и откуда? О, это писатель удивительный! Хотите ли иметь понятие о создании и характере его бесчисленных творений? У него, по большей части, герой романа дитя природы, который ничему не учился, не знает даже грамоте и потому свеж, крепок и смел, ест за троих и пьет за десятерых. Надобно еще заметить, что он всегда незаконнорожденный: Поль де Кок сен-симонист! Юность молодца проходит в буянстве, в волокитстве за деревенскими девками, потом он вступает в военную или пускается в путешествие, делая везде известного рода проказы и тысячи пошлых глупостей; потом влюбляется, по незнанию, в родную сестру… делается кровосмесителем… Это самая ужасная катастрофа, которою разрешаются все гордиевские узлы романов Поль де Кока, ибо все его герои очень пламенны и нетерпеливы, а он сам имеет свои собственные понятия о блаженстве любви… Наконец, дело как-нибудь улаживается, выходит, что обесчещенная не сестра молодцу и что он почитал ее сестрою по ошибке, и роман оканчивается счастием, то есть свадьбою и богатством, и, следовательно, «нравственно». |