– Вакаримас ка? – Оми обратился непосредственно к Блэкторну.

– Он говорит: вы поняли?

– Как будет «да» по-японски?

Отец Себастио сказал самураю:

– Вакаримас.

Оми презрительно махнул им рукой, чтобы уходили. Все отвесили ему низкий поклон. За исключением одного мужчины, который стоял не кланяясь, в нерешительности.

С неуловимой скоростью боевой меч очертил сверкающую дугу, и голова мужчины свалилась с плеч, обдав землю фонтаном крови. Тело несколько раз изогнулось в конвульсиях и застыло без движения. Непроизвольно священник отступил на шаг. Ни у кого на лице не дрогнул ни единый мускул. Головы остались склоненными. Блэкторн остолбенел.

Оми небрежно поставил ногу на труп.

– Икимас! – сказал он, махнув рукой, чтобы они ушли.

Люди перед ним опять поклонились до земли, а затем ушли.

Улица стала пустеть. И лавки тоже.

Отец Себастио глянул вниз, на тело. Медленно перекрестил его, произнес:

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – и оглянулся на самурая, но теперь без страха.

– Икимас! – Блестящее острие меча опустилось на тело.

Спустя долгое мгновение священник повернулся и ушел. С достоинством. Оми пристально смотрел на него, потом оглянулся на Блэкторна. Тот попятился, отойдя на безопасное расстояние, быстро завернул за угол и исчез.

Оми неудержимо расхохотался. Улица теперь была пуста. Отсмеявшись, он обеими руками схватился за меч и начал методично рубить тело на мелкие куски.

Самураи стояли вдоль борта, наблюдая за ним.

Охваченный беспокойством, Блэкторн поднялся по сходням и прошел на палубу. Один самурай, более изысканно одетый, подошел к нему и поклонился. Блэкторн, получивший наглядный урок хороших манер, поклонился каждому, и все на палубе встретили его дружелюбно. Он еще не изжил ужас от неожиданного убийства на улице, и улыбки не успокоили его. Двинувшись к трапу, ведущему на другую палубу, он внезапно остановился. Поперек двери была приклеена широкая лента красного шелка и сбоку от нее – маленький знак со странными закорючками. Он поколебался, проверил другую дверь, но и та была опечатана красной лентой, и такой же знак был прибит гвоздями к перегородке.

Он подошел, чтобы снять шелковую ленту.

– Хоттэ окэ! – Чтобы замечание было понятней, самурай-часовой покачал головой. Он больше не улыбался.

– Но это мой корабль, и я хочу… – Блэкторн, глядя на мечи, старался скрыть свое беспокойство.

«Я должен спуститься ниже, – подумал он. – Я должен перепрятать руттеры, свой и секретный. Иисус Христос! Если их найдут и отдадут священникам или японцам, мы погибли. Любой суд в мире – за пределами Англии и Нидерландов – вынесет нам суровый приговор как пиратам при таких доказательствах. В моем руттере записаны даты, места и количество награбленного, число убитых на трех наших вылазках в Южной и Северной Америке, число разоренных церквей. Там записано, как мы жгли города и торговые корабли. А португальский руттер? Это наш смертный приговор, ведь он, конечно, краденый.

По крайней мере, он куплен у португальца-предателя, и по их законам любой иностранец, ставший хозяином такого журнала, позволяющего проходить Магелланов пролив, должен быть сразу же осужден на смерть. И если руттер найден на борту вражеского корабля, корабль подлежит сожжению, а вся команда на борту – немедленной казни».

– Нан но ё да? – сказал один самурай.

– Вы говорите по-португальски? – спросил Блэкторн на этом языке.

Самурай пожал плечами:

– Вакаримасэн.

Другой выступил вперед и тихо заговорил с начальником, который кивнул в знак согласия.