Воры переглянулись. Руки у человека в фуражке вроде пустые… Моргун облизнул губы. Второй потянулся к ремню, почесал пузо.

– И что мы тут матом смотрим? – оскалился Черкасов. – У меня заячья губа с волчьей пастью?

– Начальник, ты че борзеешь? – сипло исторг Моргун. – Мы че тебе сделали? Едем, никого не трогаем…

– Вот только баки не вколачивай, – поморщился Алексей. – Будем прыгать?

Приземистый решился – выдохнул с разворотом, выхватывая финку с костяной рукояткой, и… ахнул, получив резкий удар в живот. Нож выпал, жулик ударился спиной о дверь, застонал. Завизжал подельник, бросаясь в бой: нож он выхватить не пытался, крючковатые пальцы тянулись к горлу обидчика. Алексей вывернул их без жалости, фактически прижав к тыльной стороне ладони.

Противник взревел белугой. Алексей отпихнул его, выхватил «ТТ» из бокового кармана – так надоело пачкать руки об эту мразь! И очень некстати: распахнулась дверь, и из вагона на перекур вышел пассажир. Воплей он не слышал – поезд трясся, колеса гремели на стыках рельсов. Обнаружив под своим носом ствол, пассажир выпучил глаза, закашлялся.

– Назад! – Алексей толкнул дверь, загоняя гражданина обратно в вагон. Снова вскинул пистолет – грабители собирались воспользоваться моментом, но не успели, застыли в нелепых позах.

– Нет уж, – сказал Черкасов, – ваши не пляшут, пацаны. Еще движение не туда, и вам кранты. Дверь открываем и высаживаемся. Конечная остановка, слазь, говорю!

Он сделал зверское лицо, палец натянул спусковой крючок. Моргун задергался, вжался в угол. Здоровой рукой он нянчил пострадавшую конечность, та немела и пухла на глазах. У второго подгибались ноги, он прерывисто дышал, смотрел, как загнанный волк. Дверь проводник не закрывал, да и не смог бы – замок заклинило еще, наверное, до войны. Функционировала только защелка. Блатной косо поглядывал из за плеча, дрожащая рука поворачивала ручку. В тамбур ворвался ветер, грохот несущегося состава. Парням не фартило – поезд неплохо разогнался. Мелькал откос, заваленный щебнем, редкие кусты за пределами железнодорожного полотна.

– Смелее, – сказал Алексей. – Есть шанс, что выживете.

– Ладно, командир, мы еще встретимся… – проворчал приземистый, – у тебя еще будет время пожалеть…

– Даже не мечтай. Проваливай, пока я не начал стрелять.

Приземистый распахнул дверь, присел, завыл от переизбытка чувств. Выжить в прыжке, конечно, можно, но вот сохранить скелет… Он выпал наружу, его тоскливый вой унесся прочь.

У Моргуна от ужаса закатились глаза. Он сползал по стеночке, бормотал: «Не трожь, сука, не имеешь права…»

Терпение лопнуло. Алексей схватил его за грудки, оттащил от болтающейся двери, а когда та от резкой встряски распахнулась настежь, вышвырнул вора из вагона. Мелькнули объятые ужасом глаза и слюна на небритом подбородке.

Черкасов убрал пистолет в карман, перевел дыхание. Осторожно высунулся наружу. Поезд шел по прямой, окрестности полотна были чисты от растительности. Первый уже скатился с насыпи и теперь валялся в нелепой позе. Вроде живой – сделал попытку подняться, но опять упал, забился в приступе. Моргун еще летел – то бревном, то кувыркался через голову. Грохот поезда глушил их вопли.

Алексей удовлетворенно хмыкнул. Социалистическая законность в действии…

Он выпихнул ногой нож, захлопнул дверь. Заправился. Покурил. До станции оставалось немного. Потянулись городские пейзажи: дощатые строения пристанционных поселков, взорванные при отступлении немцев механические мастерские.