Они с Левушкой, взяв фонарь, обошли обозные телеги, но прямая дорога привела к каким-то загибающимся аллейкам, и преображенцы не сразу сообразили, что дефилируют вокруг необъятной клумбы, а лишь на третьем круге. Потом они невольно забрели в большой боскет, где стояли почти истлевшие, когда-то крашеные под бронзу деревянные скамейки.

– Тут бы все расчистить, беседки заново построить, – рассуждал Левушка, – дорожки для верховых прогулок по краю пустить, самое модное московское гулянье тут бы было… Осторожно, Николаша, опять мостик. Вот ведь накопали канав!

– Тебе бы все про гулянье, – проворчал Архаров, весьма недоверчиво глядя на трухлявый мост с кружевными перильцами. – Другое тебе на ночь глядя в этой сырости на ум нейдет? Сейчас опять пойдешь про монастырок сказки сказывать…

– Неужели ты, Николаша, вовсе не чувствуешь прекрасного? – горестно спросил Левушка.

– Я чувствую, что этими буреломами любой подлец ко дворцу незаметно подобраться может, вот что я чувствую! А его сиятельство такой у нас разгильдяй, что, должно быть, и о караулах распорядиться забыл. Нас ведь ни один часовой не окликнул. Как бестолковые приказы отдавать – так он со всей охотой! А как разумный приказ отдать – так ему и в ум нейдет…

– Его сиятельство тебе добра желает, – осторожно намекнул Левушка.

– Добра! Еще бы граф мне велел луну с неба достать…

– А вон она, луна, – заметил Левушка, подняв голову. – Полнолуние ныне…

И запел на заунывный мотив:

– Уже со мраком нощи простерлась тишина, выходит из-за рощи печальная луна…

Но его звонкий молодой голос не заглушил шороха, какой бывает, когда человек идет по толстому слою опавшей листвы.

– Стой! – заорал Архаров. – Стой, сволочь, не то убью!

И во всю прыть, а бегал он при нужде довольно быстро, кинулся по дорожке туда, где мелькнула тень.

– Господи благослови! – Левушка быстро перекрестился, выхватил шпагу и побежал следом.

Погоня была недолгой – никто и не пытался удрать.

Архаров подскочил к остолбеневшему человеку с ведерком в руке и схватил его за плечо.

– Кто таков?! Для чего по ночам у дворца слоняешься?!

– Да живу я тут, сударь мой, – миролюбиво отвечал беззубым невнятным голоском пойманный старичок. – Смотритель я здешний. А ты, сударь, должно, из петербужских, что сегодня понаехали?

– Смотритель? А как звать?

– Афанасием Федоровым звать. Я тут, при дворце, уже тридцать лет состою. Да не тряси ты меня, сударь! Вон уж чулки у меня мокрые…

– С чего у тебя, дядя, чулки мокрые? – удивился Архаров.

– Вода из ведра плещется.

– А в ведре что?

– Рыбка. Тут большие рыбные пруды остались, я хожу, верши ставлю, а то и с удой посижу…

В доказательство дядя Афанасий предъявил ведро.

– Точно, плещется что-то, – подтвердил, заглянув, Левушка.

– Ну так пойду я? – спросил смотритель.

– Погоди. Тридцать лет, говоришь? Так ты, дядя, тут все закоулки обшарил.

– Не без того, – подтвердил смотритель. – А чего надобно?

– А проведи-ка ты нас по парку, покажи, где он кончается и крепка ли ограда.