Потом сели на диван, и она стала рассказывать.

Как не хотела говорить ему ничего, боясь, что он не пустит ее; как сумела подплыть к крейсеру с аппаратурой; как ее схватили и втащили на полицейский катер; как допрашивали сначала полицейские, потом какие‑то офицеры, потом такие же офицеры в штатском — пугали, грозили, требовали, чтоб она призналась, для кого «Очищение» стремилось выведать секретную информацию, кто именно, и если не она, то кто из ее товарищей, обещали выпустить ее, если она укажет…

И вдруг выпустили!

Отдавая ей ее вещи и документы, офицер в штатском сказал странную фразу:

— Ну что ж, девочка, не захотела нам помочь, пеняй на себя. Думаю, ты скоро пожалеешь, что не в тюрьме, — и усмехнулся.

— Черт с ним, пусть болтает, — Серэна сделала пренебрежительный жест рукой.

Она ничего не поняла, но была так счастлива оказаться на свободе, что сломя голову помчалась домой и сразу позвонила ему. Теперь они вместе, ей ничего не страшно. И вообще, она очень любит его… Серэна целовала его, смеялась, всплакнула, снова смеялась.

Но Кар не улыбался. Он был слишком опытен, чтобы пренебречь непонятной фразой офицера.

«Э нет, он не болтал. Здесь явно готовилась какая‑то провокация и скорей всего против Серэны. Но что именно? Что?»

— …Ты меня совсем не слушаешь. Так вот, когда я подплыла…

Он действительно не слушал, беспокойство все больше охватывало его.

В ту ночь Серэна умиротворенно посапывала на его груди, а он все никак не мог заснуть, прокручивал в голове самые невероятные варианты. «Что ж они такое задумали?»

Что они задумали, стало ясно из утренних «последних известий». «Как стало известно, — бесстрастно сообщил диктор, — следствие по делу антигосударственных действий группы членов движения „Очищение“ наконец продвинулось вперед. Это удалось сделать благодаря чистосердечным признаниям одной из задержанных, которая в связи с этим была вчера вечером выпущена на свободу. Из ее показаний можно заключить, что „Очищение“ отнюдь не аполитичная организация, а опасное сообщество, имеющее целью…»

Серэна вышла из ванной, и Кар поспешил выключить приемник.

Она весело хлопотала, варила кофе, накрывала завтрак, а он сидел неподвижно, ничего не замечая кругом. Растерянность покинула его. Теперь надо было действовать. Действовать быстро и безошибочно.

— Серэна, — сказал он, вставая, — слушай меня внимательно. Эти мерзавцы из секретной службы, эти офицеры в штатском, хотят на тебе отыграться, они распустили слух, что ты дала показания, обвинила своих товарищей по «Очищению» во всех грехах, и поэтому тебя, и только тебя, отпустили. Это, разумеется, ложь, но кто‑то может ей поверить. Я сейчас поеду к Эдуарду, мы посоветуемся. Прошу тебя об одном — никому не открывай двери, выключи телефон. И жди меня. Обещаешь?

Он ждал истерик, рыданий, криков.

Но к великому его удивлению, Серэна была совершенно спокойна. Она только посмотрела на него тоскливым затравленным взглядом и сказала:

— Обещаю, Ал. Постарайся недолго…

Он спустился по лестнице, обернулся на окно, за занавесками угадывая се силуэт, и поехал к Эдуарду. Эдуард заговорил первым:

— Я хочу, чтоб ты знал, Кар, что никто ни на одну минуту в Серэне не сомневался и не сомневается. Мне уже все позвонили. И дело не в нас. Важно, чтобы другие очищенцы, но от нашей группы подальше, не вздумали этому поверить, чтоб она не почувствовала себя без вины виноватой. И вот тут тебя никто не может заменить. Ты, Кар, будь с ней в это время. Хватит играть в прятки, мы же понимаем, что ты и Серэна…

— Я‑то буду, но что дальше? Надо протестовать, опровергнуть!

— Да нет, Кар, это бесполезно.