Эту всадницу она искала не один час и потому, позабыв поблагодарить за спасение утки, напустилась на малику с тревожными упрёками:
– Сююмбика, госпожа моя, где вы пропадали?! Я ищу вас всё утро.
Девушка откинула голову и по детски звонко рассмеялась:
– О няня, говоришь, искала меня, а сама глаз не отрывала от неба, может быть, решила, что я птица и там летаю? А я, смотри, спасла твою любимицу, ещё немного, и от Хромоножки остались бы одни перья!
Озорной смех так и летел, переливаясь, по степной равнине, и было в нём столько живости, что озабоченное лицо няньки разгладилось на мгновенье, но вновь нахмурилось. Теперь ей не понравился вид юной госпожи: ну что это за одежды мужского кроя, а чёрные тугие косы спрятаны под большой шапкой, и сияющее улыбкой лицо загорело под ярким степным солнцем. Невольница покачала головой:
– Взгляните на себя, вы целый день скачете на коне, забыли про еду и сон. С тех пор как мы покинули Сарайчик , я совсем извелась. Там вы были под присмотром высокочтимой бики , а в стойбище за всё отвечаю я – бедная рабыня. Не допусти, Аллах, что случится, в степи всякое бывает! Даже ваш отец – великий беклярибек Юсуф – да продлит Всевышний его годы, никогда не отправляется на прогулки без охраны.
– Ай, Оянэ, – перебила речь старшей прислужницы Сююмбика, – ты искала меня только для того, чтобы читать нравоучения? Я устала от напыщенных речей Райхи бики, а теперь и ты?
– Хорошо, госпожа, – вздохнув, согласилась нянька, – слова больше не произнесу. Но ваш отец, досточтимый беклярибек Юсуф, приказал немедленно найти вас. Прибыли важные вести.
– Важные вести? А что мне до дел улуса? Или готовится облавная охота?!
– Не об охоте речь, вести касаются лично вас, малика, – промолвила Оянэ.
При последних словах слёзы навернулись на глаза бедной женщины, и она упрятала лицо в широкий рукав кулмэка . Юная госпожа озадаченно смотрела на прислужницу. Видеть Оянэ в слезах ей приходилось нечасто, а оттого тревога тронула беззаботное прежде сердце.
– Ты что то знаешь? Что случилось, Оянэ? – Сююмбика потянула женщину за рукав, приглашая её присесть на выгоревшую и истоптанную бесчисленными табунами траву. Сама устроилась напротив.
– Рассказывай! – бросила она требовательно.
– Наш великий беклярибек не давал указаний, да и смею ли я… – нерешительно забормотала Оянэ.
– Ну, ведь ты что то знаешь! Откуда? Или за это утро, пока меня не было, в улусе всё перевернулось вверх дном?!. Ну же, Оянэ, – уже мягче, с лисьими нотками в голосе протянула Сююмбика. Она взяла коричневую огрубевшую руку женщины в свои ладони. – Ты до этого дня никогда и ничего не скрывала от меня. Что же ты узнала? Рассказывай!
– Воля ваша, госпожа, – решилась, наконец, нянька, – расскажу всё, как было. Сегодня утром ваш отец вызвал меня. Я поспешила к нему, но у повелителя находился гонец, и я решила переждать. У меня и в мыслях не было подслушивать, уж поверьте, малика, клянусь Аллахом!
– Продолжай же!
– Гонец говорил открыто, и я, когда услышала, о чём идёт речь, пришла в такое волнение, – Оянэ приготовилась плести нить рассказа в обычной, растянутой до бесконечности манере, но вовремя заметила сурово сдвинутые брови госпожи, осеклась и выпалила то основное, что томилось в её сердце всё утро. – Малика моя, беклярибек Юсуф собирается выдать вас замуж!
– Замуж? – Сююмбика беззаботно отмахнулась. – А я уж напугалась. Неужели Ахтям бек вновь посватался ко мне? Его сватовство для меня давно не новость!
– Нет, госпожа. Ваш отец не расположен к Ахтям беку, об этом знают все. Видано ли, чтобы повелитель множества кочевий и родов отдал любимую дочь за бека, который не в силах прокормить свой ничтожный улус? Жених к вам сватается другой: знатней, да и могущественней. |