— Что случилось? — встревожился князь. — Ты идти-то можешь?

— Ну конечно могу!

— Слава богу… А то, может, позвать слуг?

— Нет-нет! — дон Эстебан с возмущением замахал руками. — Вот видите, я уже иду.

— Ну, как знаешь.

Парень заметно прихрамывал, видать, все же поранился достаточно глубоко, однако виду не показывал, даже не морщился, а молча терпел боль. Что ж, благородного кабальеро видно сразу!

— А у вас в Арагоне в поединках такие же правила, как и везде? — словно бы невзначай поинтересовался Егор.

— Арагон — не какая-нибудь забытая богом дыра!!!

Мальчишка снова обиделся, правда ненадолго — понимал, поди, что дуться на императора — это уж ни в какие ворота не лезет!

— Значит, я, как вызванная сторона, имею право сам выбрать оружие для нашей битвы, так?

— Ну конечно же так, благороднейший господин! Я передам ваш выбор моему королю.

Передаст… Егор хмыкнул: а если б ты, парень, не устрашился оборотня да уехал еще вчера? Кто б тогда что передал? Нелогично. Впрочем, средневековые люди часто вели себя вне законов логики.

— Позвольте спросить, сеньор импе…

— Спрашивай.

— И какое же оружие вы…

— А вот об этом я подумаю. — Князь остановился и, скрестив на груди руки, окинул пажа таким взглядом, от которого тот, вне всяких сомнений, тут же почувствовал себя самой мелкой букашкой. Еще бы… кто император, а кто какой-то там дон Эстебан?!

— Я подумаю, — сдвинув брови, важно повторил Егор. — А ты подождешь… столько, сколько будет надо. И не вздумай меня торопить!

— Я… я б никогда не осмелился, господин!

На пажа было жалко смотреть! И куда только пропал весь его гонор? Что, в самом деле, забыл, с кем разговаривает? Да, властелин Священной Римской империи князь Георг Заозерский-Ливонский, враг короля Альфонсо и этого вот сопляка — дона Эстебана… Враг, но все же император! А благородное сословие — это не какие-нибудь простолюдины — условности здесь просто необходимы и соблюдаются всеми… по мере сил.

— У меня есть священник, отец Жан-Пьер, он прекрасный лекарь…

— О, господин, мне не…

— Он осмотрит твою ногу. И не прекословь!

Отправив мальчишку в шатер, князь вернулся к своим людям, вознося самые искренние молитвы Господу за дона Эстебана. Убить посланника… а ведь это так и выглядело бы, и вряд ли б император смог оправдаться: мол, какие-то мужики-лазутчики перепутали. Бред! Убить посла означало не только потерять честь, но и вызвать эскалацию конфликта, совсем не нужную императору, желавшему лишь продемонстрировать свою силу и продиктовать условия мира.

— Так что с лазутчиками, княже?

— Веди их к моей повозке, верный Онисим.

Махнув рукой воеводе, Егор окликнул отца Жан-Пьера и, отправив его к шатру, подошел к фургону, где его уже дожидались трое каталонских молодчиков в окружении стражи.

— Ну? — подозвав толмача, хмуро спросил князь. — И зачем вы хотели меня убить?

— Мы вовсе не хотели, — нагло ухмыльнулся старший.

Егор покусал губу:

— Ах, не хотели… А стрелой — промахнулись! Видать, в перепелку метили?

— Все так и было, сеньор!

— Онисим, младших разбойников утопить в реке, — спокойно приказал князь. — Толмач, переведи! Да, а старшего мы отпустим… пусть себе живет, ага.

— Эй, эй! — уяснив, что к чему, лазутчик явно заволновался.