Я только головой покачала. Конечно, Ник придурок, но вместе с тем было что‑то в его словах, что заставляло задуматься. Может, я тоже спятила, как он?

Он взял мою ладонь в свою руку, а я сжала ее и посмотрела ему в глаза. Наверное, на самом деле все просто: он человек и он рядом, а вокруг пустыня и долгая‑долгая мука, оттого, что мир не станет иным. И в этом мире мы сейчас были вдвоем, мы ненавидели друг друга, но долгие годы никого другого не было рядом, и ненависть стала мучительной и сладостной, словно любовь. И меня захлестнуло чувство общности, едва не заставив заплакать, чувство странного братства, так что на миг показалось, что нет у меня никого дороже, чем он.

– Белая горячка, – с прискорбием констатировала я.

– Ты обо мне или о себе? – весело спросил Ник.

– В комплексе.

– Что твоя Машка? – продолжил он. Вопрос мне не понравился, и я обдумывала, как бы втолковать Нику, что это не его дело. – «Я могу протянуть руку и коснуться тебя, но между нами пропасть, которую не преодолеет птица», – процитировал Ник, а я удивилась:

– Это что, стихи?

– Ага.

– Надеюсь, все‑таки не твои?

– Слава богу, нет. Я увлекаюсь японской поэзией. Ну, так что, ты наконец поняла, что твоя безумная, я бы сказал – подозрительно страстная любовь к подруге не более чем иллюзия?

– Заткнулся бы ты, честное слово! – не выдержала я.

– Ты не желаешь принять очевидное. На самом деле ваши дорожки разошлись довольно давно, а ты все цепляешься за эту наркоманку из сентиментальности. А если вникнуть в суть вопроса, твоя жизнь стала бы много проще, умерь ты свои чувства. Скажешь, нет?

– Я скажу, что ты лезешь не в свое дело, – отмахнулась я.

– Ошибаешься, дорогая. Это мое дело. Мы с тобой одной крови, как в мультфильме, и я близко к сердцу принимаю твои страдания. Поэтому, увидев сегодня твою кислую физиономию со следами душевных волнений, решил: самое время помахать кулаками, чтобы расслабиться. Скажи, что я гений.

– Ты гений.

– Спасибо, – серьезно кивнул он.

* * *

Мы вошли в мою квартиру. Ник отсалютовал команданте и прошел на кухню, я слышала, как он открыл холодильник, наверное, искал спиртное. Я сняла кроссовки и, не спеша, направилась к нему. Он стоял возле окна и разглядывал двор. А я вдруг поняла: что‑то его очень беспокоит. И эту дурацкую драку он затеял из‑за переполнявшей его тревоги. А еще из‑за злости. Происходило нечто такое, во что он не мог вмешаться, и это здорово его доставало. Вспомнив наш предыдущий разговор, я решила, что Ник слишком увлекся дурными прогнозами. Тут он повернулся и сказал:

– Для тебя есть работенка.

– Да? – спросила я без выражения и устроилась за столом.

– Да, – кивнул он и отвернулся к окну.

– Для меня есть работенка, и тебе это по какой‑то причине не нравится? – осторожно уточнила я.

– В самую точку, моя ласточка.

– Занятно. Если тебя бесит, что хозяева решили оставить тебя в неведении, так я здесь ни при чем.

Ник поморщился, вновь повернувшись ко мне, точно досадуя на мою тупость.

– Оставим в покое мое самолюбие и подумаем о тебе, – произнес он. – Завтра ты должна быть в аэропорту в 10.30, вот паспорт.

Ник достал из кармана документ и бросил его на стол. Я без особого любопытства открыла паспорт, увидела свое фото, а рядом стояло – Ковальчук Юлия Григорьевна. Имя оставили мое, за что им большое спасибо.

– Куда лететь?

Ник пожал плечами.