|
Он был уверен, что это игра, а мужчины вроде него никогда не попадают на крючок профессионалкам, потому что очень хорошо осведомлены об изнанке жизни. Злость, что я его отвергла, не только не утихла, но становилась сильнее. Ему, привыкшему к победам, было непонятно, с какой стати я ломаюсь, ведь, с его точки зрения, лечь с кем‑то в постель для меня так же естественно и просто, как ему выпить бокал красного за ужином. Боюсь, что мое нежелание кинуться в его объятия навело моего «супруга» на неприятные мысли, что дело вовсе не во мне, а в нем. Если распоследняя шлюха тебе отказывает, кем же, черт возьми, она тебя считает? Что‑то он чувствовал, не умея ни объяснить, ни понять, в чем дело.
– Ваша жена грациозна, – однажды сказала ему Анастасия. По неизвестной причине все женщины обращались к нему на «вы», хотя он мило им улыбался и часто шутил. Он и ей улыбнулся в ответ. Это слово наверняка ему ровным счетом ничего не говорило. Он привык делить женщин на шикарных и прочих, вряд ли я в его шкале ценностей поднялась особенно высоко. Но временами, когда я с кем‑то разговаривала или танцевала, я ловила его взгляд и видела в нем тоску. И еще видела, что он ненавидит меня. Это чувство, должно быть, укрепляло в нем и тайное подозрение, что я его презираю. И именно эта мысль доводила его до бешенства. Как‑то в ресторане он вдруг заявил невпопад: – Разумеется, если бы в тебе не было чего‑нибудь эдакого, Рахманов не стал бы связываться с тобой. У него нюх на баб. Мне бы уже тогда следовало насторожиться, но я лишь пожала плечами. Иногда желания легко читались в его взгляде, они были незамысловаты, я видела, что больше всего на свете в те минуты ему хотелось швырнуть меня себе под ноги и топтать, стиснув зубы от наслаждения, слыша вопли и стоны. Что еще могло прийти в голову такому придурку? Меня это не особенно пугало, но тогда я не знала, как далеко это все зашло. Ночью он стискивал зубами тонкую ткань простыни, глухо рычал, до боли сжимал кулаки и думал: «Черт бы побрал эту шлюху». Несколько раз он хотел подняться и идти ко мне, но его удержала боязнь скандала, до него уже дошло, что отказ с моей стороны не кокетство и не ломанье, и я начну кричать или чего доброго брошусь с балкона, он и этот вариант рассматривал всерьез. А работа есть работа, работа – прежде всего. Но уже когда все кончится… В этом месте он начинал ухмыляться. Каждую ночь по несколько раз он детально представлял, как рассчитается с дрянью за ее выкрутасы, и это приводило его в такое неистовство, возбуждало такое желание, что он вскакивал с постели и начинал тяжело ходить по комнате, пытаясь успокоиться. Но при мне он редко выдавал себя, старался меньше смотреть в мою сторону и меньше говорить со мной, и ему это удавалось. Если бы я знала о том, что с ним происходит… Впрочем, если бы даже знала, что бы изменилось? Говорят, судьба и на печи найдет, так что знала я, не знала, какая разница… Но был в отеле человек, который мне очень нравился: пятилетняя Дашка, которая приехала сюда с мамой и няней. Матери было не до нее, она начинала пить еще с утра, лежа у бассейна, няню охмурял один из официантов, то есть она тоже была очень занята, и Дашка была предоставлена самой себе. Других детей в отеле не наблюдалось, она, естественно, скучала и рада была поболтать с кем угодно. Мы очень быстро подружились. Особенно мне нравилось нырять в бассейне, когда Дашка сидела на бортике и громко отсчитывала секунды, проведенные мной под водой. Нырнув, я открывала глаза, вытягивала руки, а вокруг меня был сверкающий голубой мир с жемчужными всполохами. Я подолгу задерживалась под водой, пока Дашка не начинала визжать, а потом плюхалась в бассейн с голубой плиткой. Я сажала ее на спину, она прижималась ко мне всем своим тельцем, вцепившись ручонками в мою шею, и кричала: – Я плыву на дельфине. – Вам пора завести ребенка, – заявила Дену Анастасия, понаблюдав за нашей с Дашкой возней в бассейне. |
