Переходя от колыбельки к колыбельке, брат Гэбриэл с любовью глядел на каждого малыша, а некоторых счастливцев даже гладил по головке. Он специально выбрал для посещения такое время, когда большинство детей уже спали. Больше всего он любил смотреть на младенцев, когда, чистенькие и ухоженные, они негромко посапывали в своих кроватках, а не орали без всякой видимой причины, не срыгивали и не пачкали дорогостоящие памперсы.

Дотрагиваясь до их теплых головок, брат Гэбриэл вспоминал фреску на плафоне Сикстинской капеллы, где бог-отец протягивает руку к Адаму, своему главному творению. Ему нравилось шелковистое тепло детской кожи, нравилось рассматривать крошечные ручки и сравнивать их со своими, нравилось представлять этих детей уже взрослыми, с крепкими членами и красивыми лицами.

Но больше всего ему нравилось думать, что все они, когда вырастут, станут его более или менее точными копиями.

Неожиданно наткнувшись на пустую кроватку, брат Гэбриэл повернулся к дежурной медсестре, которая сопровождала его с того самого момента, когда он переступил порог детской.

– Это для малыша Мэри, – пояснила Дороти Пью почтительно. – У нее будет девочка. Недели через две, если все пойдет нормально.

– Конечно, все пойдет нормально. Разве может быть иначе?

– Эта кроватка будет готова, когда бы ребенок ни родился, – добавила медсестра.

Дороти Пью работала медсестрой в одной из средних школ в Южной Дакоте, когда брат Гэбриэл впервые услышал о ней и узнал, что она – преданная его последовательница. Результаты, которых она сумела добиться, произвели на него еще более сильное впечатление – эта миссионерша-нелегалка, работая практически в одиночку, сумела обратить и привести в лоно Церкви Благовещения несколько десятков неофитов. Брат Гэбриэл сам позвонил ей и, поблагодарив за самоотверженный труд, предложил оплатить ей переподготовку в качестве медицинской сестры отделения родовспоможения и постнатальной терапии. Как и следовало ожидать, Дороти Пью с радостью приняла предложение жить и работать при Храме. Когда же, закончив курсы повышения квалификации, она узнала, что ей предстоит ухаживать за детьми, рожденными для Программы, ее благодарности не было границ. Брат Гэбриэл даже чувствовал себя неловко – или, по крайней мере, делал вид, будто смущен, – когда Дороти пыталась выражать ему свою признательность на людях.

Ее преданность Программе не вызывала у него никаких сомнений. Брат Гэбриэл знал, что может доверить Дороти детей, пока они не перейдут на следующий уровень, и она действительно ни разу его не подвела.

– Известите меня, как только у Мэри начнутся схватки, – сказал он.

– Непременно, брат Гэбриэл.

– А если вам вдруг придется в срочном порядке эвакуировать детей…

– Мы готовы, брат Гэбриэл. Все предусмотрено. Если наши враги решат штурмовать поселок, детей можно вывезти немедленно.

– Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, Дороти. – Он погладил ее по щеке, и Дороти Пью порозовела от восторга. Ее глаза источали бесконечное обожание, отчего она стала чуть более привлекательной, чем обычно. Для Программы Дороти была слишком стара, но брат Гэбриэл подумал, что мог бы просто вознаградить ее за преданность и заодно еще крепче привязать к себе. Надо будет не забыть сказать мистеру Хенкоку, чтобы однажды вечером он прислал Дороти к нему. Она будет вне себя от счастья и сделает все, чтобы доставить ему удовольствие.

При мысли об этом брат Гэбриэл улыбнулся.

– Простите, брат Гэбриэл… – Это был уже мистер Хенкок, который, по обыкновению, приблизился к нему совершенно бесшумно. – Я знаю, вы не любите, если вас беспокоят, когда вы заходите к детям, но дело, на мой взгляд, довольно важное.