– Не забывайся.

– У тебя нет перстня!

– Я его найду! – хрипло бросил Батоев.

– Старик тебя обманул! Ты его убил, но не получил перстень!

Зарема звонко рассмеялась. Получила удар по губам, но продолжала смеяться, в упор глядя на злящегося Мустафу. Да и удар оказался не сильным, Батоев отчего‑то не хотел делать девушке больно. Ударил, чтобы замолчала.

– Прекрати! – В маленьких глазках Мустафы сверкнуло бешенство. – Заткнись!!

Девушка поняла, что пора остановиться. Пусть Батоев и не имеет над ней полной власти, но сейчас она в его руках, и у Мустафы есть тысяча способов сделать ее существование невыносимым. Зарема перестала смеяться, но продолжила разговор издевательским тоном:

– Что ты теперь собираешься делать, убийца своего дяди?

– Трахать тебя я могу и без перстня, – угрюмо ответил Батоев.

– Но разве ты этого добивался? Тебе нужна вся власть, так?

Мустафа медленно допил вино, поставил бокал на тумбочку, чему‑то улыбнулся, глядя на закрывающую окно тяжелую штору, почесал живот и тихо, но ОЧЕНЬ уверенно произнес:

– Все равно, Зарема, все будет так, как я решил. Я добьюсь своего. Меня не остановить.

Улыбка сползла с лица девушки. Если до сих пор она не воспринимала Батоева всерьез, старалась уколоть, ужалить, лаже унизить, если получится, то теперь поняла: перед ней Наполеон. Было в негромком голосе Мустафы столько силы, что старый Ибрагим, не убей его племянник, удавился бы от зависти.

А потом Зарема представила, что он может сделать, и ей стало страшно.

– Если ты продолжишь мне дерзить, тебя будут трахать все мои солдаты. И сейчас, и потом. Всегда. Ты станешь их подстилкой. Они будут плевать тебе в лицо и…

– Не надо. Пожалуйста, не надо. Батоев кивнул:

– Хорошо, что мы начали понимать друг друга. – Снова почесал живот. – Ты меня обидела, Зарема, постарайся загладить свою вину.

Девушка все поняла, тихонько вздохнула и послушно отбросила в сторону простыню.

– Надеюсь, новости действительно стоят моего беспокойства, – пробурчал Мустафа, открывая дверь кабинета. – Что случилось?

Хасан дождался, пока хозяин усядется в глубокое кресло, чиркнул зажигалкой, помогая Батоеву раскурить сигарету, и с тихой радостью поведал:

– Есть след! Менты нашли свидетеля! Глаза Мустафы сверкнули.

– Говори.

– Отправляясь на работу, один из жителей домов встретил незнакомого мужчину. Обратил внимание, потому что двор глухой и чужие там бывают крайне редко. Нам повезло: свидетель оказался бывшим гэбистом, а сейчас работает в охранном агентстве, так что мужика он описал досконально.

Батоев выхватил из рук помощника лист бумаги, нетерпеливо пробежал взглядом по строчкам: «…тридцать – тридцать пять лет… темные волосы… нос… одет…» Откинулся на спинку кресла, прищурился:

– Это уже кое‑что.

Обычный человек опустил бы в такой ситуации руки: как отыскать в десятимиллионной Москве тридцатилетнего мужчину с темными волосами? Опрашивать каждого встречного? Дать объявление в газету? Но Хасан не даром ел свой хлеб.

– Гэбист сказал, что никогда раньше этого мужика не видел, а направлялся тот к метро. Вывод: или ночевал у подружки, или приезжал по делам. Завтра утром два десятка наших пойдут по окрестным домам и офисам. Фоторобот у нас есть. Уверен, к полудню мы найдем урода.

Хотелось приказать действовать прямо сейчас, немедленно: врываться в квартиры и будить людей, но Мустафа понимал, что надо ждать.

– Хорошо, Хасан, я очень тобой доволен.