На него снова нахлынули странные чувства, охватившие его той ночью, когда сидел на коне перед входом в каньон, зная, что рядом кто-то есть, более того: что этот кто-то — женщина, причем привлекательная. Как ни смешно, все так и было. Он точно знал.

Один из апачей поднял голову, разглядывая склон, где Сванти устроил свой наблюдательный пункт, и вдруг ковбою показалось, что краснокожий воин… Да-да, он, несомненно, чуял его присутствие. Может, пристальный взгляд Таггарта каким-то образом притягивал внимание дикаря? Отведя глаза и стараясь не смотреть прямо на индейцев, он ждал, что будет дальше.

Апач чуть отошел от своих сотоварищей и принялся квадрат за квадратом исследовать горный склон. Таггарт твердо знал, что на таком расстоянии его нельзя заметить — валуны и заросли опунции представляли собой отличное убежище. Даже если бы индейцам удалось разглядеть его силуэт, они приняли бы его за ствол опунции или обломок скалы. И все же от внимания апача ему стало не по себе.

Внезапно индеец решительно отошел от костра и начал взбираться вверх по холму. Он двигался медленно, то и дело пригибаясь к земле, но не останавливался и шел, твердо держа курс прямо на Таггарта. Тот сделал глубокую затяжку, искоса поглядывая на незваного гостя.

Что апач учует запах дыма он не боялся: ветер дул Сванти в лицо.

— Ну давай, — тихонько пробурчал он себе под нос, — подойди ближе. Уж тебя-то я точно прихвачу с собой на тот свет.

Он представил себе, как наведет прицел, осторожно вдохнет, медленно выдохнет и нажмет на спусковой крючок… И готово. На другом конце траектории полета пули индеец будет мертв. Уж с такого расстояния и по такой мишени он не промахнется, просто не может промахнуться.

Апач приближался. В восьмидесяти футах от Таггарта остановился. Теперь уже можно было рассмотреть его приземистую коренастую фигуру и широкое скуластое лицо. Закопав окурок в песок ковбой поднял ружье и навел дуло в грудь апача. Но потом опустил винчестер и снова замер.

Воин глядел прямо туда, где засел ковбой. Сванти различал влажный блеск его глаз. Но тут от костра позвали, индеец повернулся и побежал вниз к скале. Таггарт прислонил винчестер к скале.

Становилось жарко.

В каньоне царила тишина. Отвесные стены отбрасывали лишь узенькие полоски тени, и ручеек на дне давно умолк. В небе висело полуденное аризонское солнце, не было ни малейшего ветерка. В знойном воздухе пронзительно стрекотали цикады.

Мириам подошла к двери и, откинув со лба прядь волос, поглядела туда, где, она знала, среди скал залегли в ожидании Адам и Пете Шойер. Но их не было видно, и оттуда не доносилось ни шороха. Сванти, по словам Адама, поднялся в гору близ обрыва каньона.

— Не тревожься о нем, — сказал ей Адам. — Он крепкий парень, справится.

И все же она волновалась. Таггарт затаился где-то наверху. Должно быть, уже изрядно проголодался. И еще Мириам догадывалась, хотя Адам и словом не обмолвился, что перед появлением индейцев Таггарт навестил его на руднике.

Медленно прошел час, затем второй. Апачи, казалось, не спешили уходить. Большинство из них растянулись в тени кустов и скал возле Грязных источников, лишь несколько все так же неустанно рыскали по холмам в направлении Рокинстрау и горы Редмонда.

Пете Шойер вернулся в дом. Теперь, при ярком дневном свете, стало видно, как он огромен и до чего же зарос грязью. Он широко осклабился Мириам.

— Жарковато.

— Они найдут нас?

Консуэло вышла послушать новости, и Шойер перевел взгляд с Мириам на мексиканку.

— С апачами ничего нельзя сказать наверняка. Сдается мне, они знают, что я где-то здесь.