Он уставился на меня горящими глазами.

— Эл, скажи мне одну вещь. Ну а как, на твой взгляд, остальные две? Длинноволосая блондинка с такой фигурой, — он завертел в воздухе руками, рисуя соответствующие пышные формы, — и рыжая с растрепанной прической?

— Я все расскажу тебе, Эд, если сначала кое-что расскажешь мне ты, — пообещал я.

— Конечно, все, что угодно! — Парень так энергично закивал головой, что я испугался, как бы он не сломал шею.

— Так что же такое винчестер восемьдесят восьмой модели? — деловито осведомился я.

Я надел темные очки, и мир вокруг сразу же окрасился в темно-зеленый цвет. Наверное, такого же цвета и моя печень, мрачно подумал я. Я проехал восемь кварталов до Пайн-стрит, где, если верить Айрис Мерсер, вершил свои дела агент покойного художника.

Фасад художественной галереи с двух сторон зажимали магазин женской одежды и роскошная витрина, в которой красовались экзотические фрукты. Едва я переступил порог, как ко мне с решительным выражением лица направилась высокая худощавая девушка. Коротенькое платьице открывало взгляду ее тощие ноги, практически ничего при этом не скрывая. На шее девицы таинственно позвякивали причудливые бусы.

— Чем могу служить, сэр? — спросила она тоном, который у большинства людей ассоциируется со смертью близкого родственника.

Я с любопытством взглянул на стоявшее поблизости сооружение из металла, которое должно было обозначать скульптуру. Оно живо напомнило мне обломки, оставшиеся от страшной автокатастрофы. По сравнению с картинами, занимавшими стены, творения абстракционистов выглядели детскими рисунками. Один из этих шедевров представлял собой холст, целиком выкрашенный в черный цвет, который жил своей загадочной жизнью. Каждые пять секунд в центре холста загоралась неоновая надпись: «Жизнь — это растущий спрут».

Смысл этого послания до меня как-то не дошел.

— Чем могу служить, сэр? — повторила худышка. На этот раз в ее похоронный тон вкралась нотка нетерпения.

— Я ищу одну картину, — деловито сообщил я. — У вас нет, случайно, портрета бабушки Моисея?

В ответ она что-то невнятно промяукала. При этом вид у девицы был такой, словно она собиралась превратиться в нечто созвучное металлической скульптуре.

— Боюсь, что вы обратились не по адресу, — тоненько пропищала она. — В этой галерее выставляются только произведения авангардистов.

— Я просто пошутил, — великодушно успокоил я. — Мистер Дюма на месте?

— Его кабинет в конце галереи. — Она с подозрением покосилась на меня. — Он сейчас очень занят.

— Я интересуюсь работами художника Гленна Торпа, дела которого ведет Дюма, — пояснил я.

Девушка всплеснула руками.

— Я уверена, что мистер Дюма сможет вам помочь.

— Вам не нравится стиль Торпа? — спросил я, заметив изменившееся выражение ее лица.

— Я считаю, что времена, когда художник писал картины с точностью фотоаппарата, давным-давно прошли!

— Этот художник в основном пишет обнаженную натуру, верно?

— Единственные картины Торпа, которые я видела, были этюды с изображениями головы и плеч, — равнодушно ответила она. — Но я уверена, что мистер Дюма расскажет вам все, что вы хотели бы знать.

Я прошел в указанном направлении и вошел прямо в кабинет — дверь была широко открыта. Мужчина, сидевший за письменным столом, поднял голову и удивленно посмотрел на меня. Это был маленький, хрупкий человечек с резкими чертами лица, глубоко посаженными глазами и роскошными каштановыми кудрями.