— Джудит пришла передать наилучшие пожелания от леди Бодриан, — сказал Тибальт.

— Выпьете чаю, Джудит? — спросила Табита.

Я поблагодарила, но отказалась, сославшись на то, что мне необходимо поскорее вернуться к хозяйке. Табита сочувственно улыбнулась. Она понимала, что леди Бодриан — не самый приятный работодатель.

Тибальт пожелал проводить меня. По дороге он все время говорил о предстоящей экспедиции. Я была очарована.

— Полагаю, вы не отказались бы поехать с нами, — вдруг проговорил Тибальт.

— О нет! Нет!

— И вы будете готовы столкнуться с проклятием фараонов, мисс Осмонд? — спросил он, улыбаясь.

— Да, безусловно.

Он кивнул и задумался о чем-то.

— Мне бы хотелось, — в конце концов проговорил он, — чтобы вы действительно присоединились к нашей экспедиции.

Я вернулась в Кеверол-Корт в глубокой задумчивости и не обратила никакого внимания на жалобы леди Бодриан. Я пребывала в своих мечтах. Он хотел бы, чтобы я поехала с ними! Но это станет возможно только если случится чудо.

Потом сэр Ральф умер и снова все заговорили о проклятии. Человек, который возглавил экспедицию, и человек, который ее финансировал, — оба умерли! В этом просматривается какое-то знамение!

А потом… случилось мое чудо. Это было невероятно, прекрасно, как мечта! Настоящая волшебная сказка! Золушка едет… нет, не на бал — в экспедицию! В Египет!

Я могла лишь удивляться и постоянно размышлять о тех событиях, которые привели к этому чуду.

Все началось в тот день, когда мне исполнилось четырнадцать лет и я нашла бронзовую пластину в могиле Джосаи Полгрея…

Глава 2

Бронзовая пластина

День моего четырнадцатилетия оказался весьма богатым на события. Я не только нашла бронзовую пластину, но и узнала кое-что о своем происхождении.

Сначала появилась пластина. Я нашла ее жарким июльским днем. Было тихо. Нигде не было видно ни Доркас, ни Элисон, ни поварихи, ни обеих горничных. Я подозревала, что горничные сплетничали о своих кавалерах в спальне на чердаке. Повариха дремала на кухне. Доркас была в саду, Элисон либо штопала, либо вышивала, а преподобный Джеймс Осмонд сидел в кабинете и дремал в своем кресле — время от времени просыпаясь, случайно дернув головой, или от собственного тихого похрапывания, и бормотал: «Господи, спаси мою грешную душу!» Он притворялся перед самим собой — больше было не перед кем, — что все время работает над проповедью.

Я ошибалась — по крайней мере, в отношении Доркас и Элисон: они в это время заперлись в одной из спален и обсуждали, как лучше всего сообщить тайну ребенку, то есть мне, потому что теперь, когда мне исполнилось четырнадцать лет, нехорошо оставлять меня в неведении.

Я находилась на кладбище и наблюдала за Пеггером, нашим могильщиком, который копал могильную яму. Меня завораживало кладбище. Иногда, просыпаясь по ночам, я думала об этом месте. Частенько, выбравшись из кровати, я становилась коленями на подоконник и глядела вниз, на серые могильные камни, которые были похожи на фигуры восставших из земли покойников. Даже при ярком лунном свете они не утрачивали своей загадочности. А в безлунные ночи, или когда дождь лил как из ведра, или ветер завывал среди ветвей и раскачивал стволы древних тисов, я представляла, как мертвые покидают свои могилы и бродят по церковному двору прямо под моими окнами.

Этот нездоровый интерес к кладбищам проснулся во мне около года назад. Наверное, это началось после того, как Доркас впервые взяла меня с собой, когда шла возложить цветы на могилу Лавинии. Мы ходили туда каждое воскресение. А в тот раз посадили в мраморном цветнике куст розмарина.