Изменить размер шрифта - +
Ледяная сфинга в нерабочее время имела личную жизнь. Она уже давно делила ложе и кров с каким-то парнем. Кому какое дело. Она — совершенство, но, разумеется, не смешивает работу с приватной жизнью. Больнейший укус ревности к незнакомому сопернику. Кому случится, кому сулится Твоя невинность, ключ родниковый? Рыбарь, досужий, добудет жемчуг Простой удильщик.

 

— Ямбо, нашла тебе чудную вдову, — сказала мне Сибилла хитрющим голосом. Начинает шутить со мной, вот здорово. — Это как понимать, — спросил я. Сибилла пояснила, что книги приходят к антикварам, как правило, несколькими стандартными путями. Бывает, что некто является прямо в контору, приносит товар и предлагает оценить, ты оцениваешь в меру своей порядочности, но, конечно, хоть что-то стараешься заработать. Бывает, что книгу продает коллекционер, он знает, сколько она стоит на самом деле, то, что удается выторговать, — это крохи. Книги приобретаются и на международных аукционах, но удачными могут считаться только случаи, когда ты один из всех догадался об истинной ценности книги; но чтоб ты один, и никто другой, — это бывает раз в сотню лет, ведь окружающие не идиоты. Если покупать у коллекционеров, наценка при последующих перепродажах получается минимальная, так что это рентабельно только в случае супердорогих книг. Приходят книги и от коллег, от других букинистов, если их клиентура не испытывает интереса к определенному изданию и не намерена на него разоряться, а ты, наоборот, как раз нашел фанатика, на все готового.

И наконец, стратегия стервятника. Надо наметить благородное семейство, чья звезда понемножечку закатывается. Старый дворец, обветшалая библиотека. Дожидаешься смерти дядюшки, отца, мужа. У наследников возникают проблемы с реализацией мебельных гарнитуров и драгоценностей. Они понятия не имеют, как распродать кучу книг, ни разу в жизни, разумеется, ими не открывавшихся. Мы с тобой присваиваем этим наследникам кодовую кличкy «вдова», хотя, конечно, наследник может представать и в образе внука, желающего получить пускай немного, однако в лапу и без промедления (идеальный вариант — если внучек бабник или, допустим, наркоман). Идешь на место, рассортировываешь книги, проводишь в пыльных комнатах когда два, а когда и три дня, прикидываешь и решаешь.

 

Очередная вдова была именно вдовой, Сибилла получила эту наводку от кого не знаю (секреты фирмы, прошуршала она удовлетворенно и лукаво), а вдовы, судя по всему, считались моей специализацией. Я позвал Сибиллу пойти со мною, опасаясь по недосмотру проморгать самую крупную рыбу. Какая замечательная квартира, да-да, синьора, с удовольствием, коньяк, только немного. И немедленно — рыться, bouquiner, browsing… Сибилла суфлировала правила. Среднестатистически, в наборе бывают двести или триста томов нулевой стоимости, несколько старых библий и богословских трактатов — эти пойдут потом на развалы на ярмарке Св. Амвросия. Тома в двенадцатую долю, шестнадцатого века, содержащие «Приключения Телемаха» и утопические путешествия, в одинаковых переплетах, предназначаются дизайнерам по интерьеру, те покупают их погонными метрами, не открывая. Затем малоформатные томики шестнадцатого века, Цицероны и «Риторики к Гереннию», ничего серьезного, прямая им дорога в киоски уличных торговцев на площади Фонтанелла Боргезе в Риме, где их спихивают за удвоенную цену тем, кто желает хвастаться: «есть у меня и издания шестнадцатого…»

И все же, вороша и копаясь, наталкиваешься подчас, ну скажем, на совершенно иного Цицерона — в альдинском курсиве, или даже на «Нюрнбергскую хронику» в идеальном состоянии, на Ролевинка, на «Великое искусство света и тени» Афанасия Кирхера с чудными гравюрами и лишь с несколькими пожелтелыми страницами, что для бумаги того времени — абсолютное чудо, или даже на обольстительного Рабле, отпечатанного Chez Jean Frédéric Bernard в 1741 году: комплектный трехтомник ин-кварто с виньетками Пикара в роскошном переплете красной марокканской кожи, с золотым тиснением на крышках, с конгревным тиснением и с позолотой на корешке, форзацы из зеленого шелка с золотой зубцовкой — которые покойник заботливо укутывал голубой бумагой, чтобы не попортить, поэтому при беглом осмотре они не производили никакого впечатления… Ну, это не «Нюрнбергская хроника», шептала Сибилла.

Быстрый переход