Порой может помочь лишь острие клинка.

Уинтер свернул за угол и вышел на более широкую улицу, напугав худую как скелет маленькую собачонку, которая походила на терьера. Пес один раз тявкнул и снова съежился на куче тряпья, на которой лежал. Уинтер прошел было мимо, но что-то заставило его приостановиться. Возможно, он почувствовал какое-то движение или запах чей-то еще, кроме собаки.

Или, быть может, это была воля Провидения.

Так или иначе, но он повернулся и пригляделся повнимательнее. Что-то светлое лежало на темной собачьей шерсти, похожее на экзотическую морскую звезду, — детская ручка. Уинтер наклонился и приподнял лохмотья, не обращая внимания на неуверенное рычание, исходящее из тощей собачьей груди. Перепуганное личико отшатнулось от него — глазенки широко открыты, рот перекошен от ужаса.

Уинтер присел на корточки, чтобы выглядеть менее устрашающе.

— Я не обижу тебя, малыш. Ты совсем один?

Но ребенок упрямо сжал губы и, похоже, не собирался говорить.

— Пойдем, я знаю одно теплое безопасное место. — Уинтер осторожно поднял кроху вместе с тряпками и псом, не обращая внимания на слабые попытки пса отпугнуть его. Одному Богу известно, отчего ребенок так напуган, но он не может оставить беднягу здесь замерзать.

Псина выпуталась из тряпок и с повизгиванием свалилась на землю. Ребенок что-то прошептал и умоляюще протянул руку к собачонке.

Уинтер обернулся к собаке:

— Что ж, иди и ты.

И, не оглядываясь на дворняжку, повернулся и зашагал в сторону приюта. Побежит пес следом или нет, в любом случае не он его главная забота, а ребенок.

Он чувствовал, как маленькое тельце дрожит у него на груди — не то от холода, не то от страха.

Через полчаса впереди замаячил новый приют для сирот и подкидышей. Здание было из обычного кирпича, но все равно выделялось среди своего окружения, как светящийся маяк надежды. При этой мысли Уинтер даже запнулся. Что он станет делать, если леди Бекинхолл права, и его прогонят? Он представления не имеет, ибо приют и помощь детям — то, чему он всегда хотел посвятить свою жизнь. Без этого — без них — он просто ничто.

Он отринул эту мысль и пошел дальше. Ребенка надо поскорее занести в тепло. У центрального входа была роскошная лестница, но Уинтер предпочел более доступный черный ход.

— Да благословит вас Господь, сэр! — воскликнула Эллис, одна из служанок, когда Уинтер вошел. Черный ход вел в кухню, и Эллис как раз наслаждалась чашечкой чая перед сном. — Я не знала, что вы так поздно выходили, мистер Мейкпис.

— Пожалуйста, налей чаю и добавь побольше молока и сахара, Эллис, — распорядился Уинтер, поднося ребенка к очагу.

— Пошла прочь!

Уинтер повернулся на гневное восклицание Эллис и увидел, что она пытается прогнать с кухни собачонку.

Ребенок протестующе захныкал.

— Все в порядке, Эллис. Пусть собака останется.

— Эта грязная вонючая тварь? — возмущенно проворчала служанка.

— Да, я вижу, — сухо отозвался Уинтер. Дворняжка подобралась к очагу, явно разрываясь между желанием держаться поближе к ребенку и инстинктом бежать от чужаков, и от ее свалявшейся шерсти несло тухлой рыбой.

— Вот возьмите-ка. — Эллис вручила Уинтеру чай с молоком и постояла, глядя, как он придерживает чашку в трясущихся ручках малыша, чтобы он мог попить.