«Женщине самой природой уготовано повиновение, – писал он. – Это явствует из того факта, что каждая женщина… мгновенно привязывается к мужчине, позволяя ему руководить и властвовать над собой. Значит, она нуждается в хозяине и господине. Если она молода, это будет любовник, если стара – священник».

Ницше, ученик Шопенгауэра, высказывался еще резче:

«Ты идешь к женщине? Возьми с собой плетку!»

Он с гневом и презрением порицал крепнувшее движение феминисток:

«Освобождение женщин от иллюзий прогрессирует! Надоедливость женщин медленно нарастает».

Миллионы мужчин думали точно так же. Сегодня с трудом верится в мнение Эдварда Фицджеральда, писавшего о смерти Элизабет Баррет Браунинг:

«Должен сказать, смерть миссис Браунинг принесла мне скорей облегчение. Слава Богу, нет больше Авроры Ли! Знаю, это поистине гениальная женщина, но к чему столько шуму? Ей и представительницам ее пола лучше думать о кухне, о детях да, пожалуй, о бедных».

Интерес науки к любви дал один положительный результат. Кое-кто из мужчин убедился, что женщина может любить столь же сильно, и поэтому брак по взаимной любви, остававшийся до тех пор прерогативой низших классов, получил шанс стать общепринятым.

Оказалось, что мужчине недостаточно объявить о своей любви и считать это прекрасным основанием для заключения брака. Ему пришлось выяснять, любит ли его женщина.

Чистые, невинные, бесполые девушки были обречены, хотя какое-то время еще продержались в Англии и в пуританских районах Америки. Люди стали задумываться, действительно ли есть лишь два типа женщин – хорошие (лишенные пола) и дурные, которые с энтузиазмом относятся к сексу.

Глава 11

РЕВОЛЮЦИЯ

С приближением нового века произошли колоссальные изменения в поведении и положении женщин. Возникли первые признаки независимости от Адама, которую Ева могла обрести, не подвергаясь неминуемому лет десять назад полному общественному остракизму.

Свободный образ жизни таких женщин, как Лили Лэнгтри, вызывал среди современников королевы Виктории массу сплетен и инсинуаций, но в то же время восхищал викторианских девушек, которые старались ему подражать.

Лили Лэнгтри, со своим греческим профилем, алебастровой кожей и бледно-золотыми волосами, взяла Лондон штурмом. Эта дочь священника приехала с острова Джерси вместе с суровым, угрюмым диктатором-мужем в Лондон, где они случайно встретились с лордом Рейнлафом, с которым познакомились как-то летом на Джерси.

Лорд Рейнлаф пригласил их на чай, а присутствовавшая на приеме леди Сибрайт предложила вечером присоединиться к ее гостям, среди которых были Джон Миллейс, Джеймс Уистлер и Генри Ирвинг.

На следующий день Лили была засыпана приглашениями. После ее появления на первом обеде лорд Рэндольф Черчилль писал своей жене:

«Я вчера вечером обедал с лордом Уорнклиффом и привез на обед некую миссис Лэнгтри, прекраснейшее создание. Она никому не известна, очень бедна и, по слухам, имеет лишь одно черное платье».

Рассказы об ошеломляющей красоте миссис Лэнгтри привлекали бесчисленных фотографов, делавших большие шаги в новом искусстве. Они умоляли ее позировать, и вскоре магазины заполнились ее портретами. Люди на приемах взбирались на стулья, чтобы взглянуть на нее, толпами рвались в парк увидеть ее, и, по ее собственному свидетельству, «на меня навалилась такая толпа, что в конце концов карета «Скорой помощи» отвезла меня, полузадушенную, в бессознательном состоянии, в больницу Св. Георгия».

Принц Леопольд, младший сын королевы Виктории, страстно влюбившись в Лили, повесил над своей кроватью набросок ее портрета. Увидев его, королева подтащила стул, взобралась и сорвала рисунок.