Да простит меня господь,   задумчиво проговорил де Лик,   но если бы граф Пуатье занял трон, все пошло бы по другому.

  Смотри не ляпни это при его светлости Робере,   тут же осадили его товарищи. – Кто, как не граф Артуа, всегда стремится нам помогать?

  Граф Артуа помогает сам себе,   проговорил Юлиан. – Он использовал и вас.

  Да к черту. После драки чего уж махать кулаками. Граф Пуатье мог легко нас взять в кольцо и убить – мы все видели сотню лучников,   продолжил де Лик. – Обвел нас вокруг пальца, как детей. А сам еще молод.

  Он старше, чем его батюшка в ту пору, когда вступил на престол.

Юлиан посмотрел на говорившего. Синьор де Гиньи смотрел хмуро. Он пил меньше других и уже успокоился. Горячка погони прошла. Шок от понимания того, что у их врага появился высокопоставленный покровитель, тоже. Им на смену пришло мрачное осознание того, что бороться за свои свободы и вольности можно начинать с начала. И дело придется иметь не просто с графиней, чей род идет от одного из братьев Людовика Святого, но с правящим королевским домом Капетингов, ибо Филипп явно дал понять, что Жанна, маленькая глупая Жанна, которую использовали Маргарита и Бланка и подвели под дело Нельской башни, прощена.

  Да что вы, ей богу. У нас вечер памяти почившего короля? Это не к добру.

«О, да. Особенно, если учесть, что Филипп жив здоров»,   не без удовольствия подумал Юлиан. Он уже знал, как преподнести ему новости. Про то, что Франция оказалась на грани гражданской войны. Про то, что его сыночек решил затмить славу отца, а заодно предстать героем пред молодой принцессой Клеменцией – и двинул совершенно неподготовленное войско на Фландрию, не учел весенний разлив реки и вернулся восвояси, сотрясая пространство клятвами вернуться в будущем году. Про то, что все указы Филиппа, все его усилия, направленные на объединение гордых провинций, покатились коту под хвост – Людовик, не глядя, подмахнул нужные документы, возвращая им вольности. Те самые вольности, о которых столь пекутся эти недостойные синьоры Артуа, поднявшиеся против своего суверена, Маго Артуа.

  А вы, граф,   обратился к нему де Лик,   почему вы до сих пор здесь? Насколько я знаю, в Артуа у вас лишь маленькое поместье.

  Да, приданое жены,   уклончиво ответил Юлиан. – Но даже песчинка в море дорога. Графиня – царствие ей небесное – любила этот райский уголок.

Дворяне рассмеялись.

  Вы первый, кто называет хоть кусочек Артуа райским уголком.

  Я считаю,   мягко возразил Юлиан,   что любое место на земле можно превратить в Рай. Стоит только захотеть.

  Осторожнее, еще не потухли костры тамплиеров. Вас могут обвинить в ереси.

  Но здесь же я в кругу друзей? – с невинным видом спросил вампир, незаметно оценивая каждого из десятка собравшихся здесь мужчин.

Дворяне закивали. Поступило предложение налить еще, и Юлиана, которого теперь здесь знали под именем графа де Бательера, оставили в покое. Он готовился к тому, чтобы мягко исчезнуть, оставив зреть и вызревать ростки недовольства, буйства. Да, они не поднимутся боле против Маго и Филиппа Пуатье. Но их гнев легко обратить против Робера Артуа и Людовика Сварливого.