Доменик признавался себе – ее слезы приносят ему наслаждение и ощущение глубокого удовлетворения. Это слезы радости. Боль, которая влечет за собой экстаз. Сет подняла на него заплаканное лицо. Сейчас он отдаленно напоминал ей Филиппа, хотя Незнакомец внешность не менял. Взгляд. Выражение глаз – вот, что осталось неизменным. Пусть цвет другой. И холод стал не человеческий, но вампирский. Отчуждение, присущее темным существам. Присущее бессмертным существам. И особенно Незнакомцам. Но это был Филипп. То, что от него осталось. Существо, сидевшее перед ним, во много раз превосходило короля. Оно было таким же статным и уверенным в себе. Только теперь эта уверенность обрела мощь бессмертия. Только теперь эта статность, это величие в равной степени узнавались в двух мирах.
Маленькая Сет, которая по эльфийским меркам была еще совсем молода, рядом с ним всегда чувствовала себя юной, но сейчас особенно. Если Филипп пленил ее мудростью, красотой и человеческой мощью, то мощь Незнакомца буквально обволакивала, убаюкивая будто в колыбели.
Что с тобой произошло, мой король? – наконец спросила она, позволив последней слезе скатиться по щеке. Жемчужина упала на разодранное серебристое под стать глазам платье. Не в моде. Наверное, она смотрелась дико на коронации, если кто то вообще на нее смотрел.
Мое имя Доменик, ровно отозвался Незнакомец. Филипп умер в Фонтенбло. 29 ноября 1314 года. Остался только Доменик.
Ты получил темную жизнь…
Через месяц.
Его лицо омрачилось.
Ты искала меня. Почему?
Я не могла поверить, что ты… что он умер.
Почему?
Это означало бы, что и я умерла.
Она с трудом поднялась с колен и опустилась в кресло напротив вампира. Тот подал ей платок.
Почему?
Я люблю тебя, прошептала Сет, отводя глаза. Она не имела права так разговаривать с ним тогда, когда его голову венчала корона. Не имела права намекать, когда его сердце принадлежало другой. Когда они жили в разных мирах. Но теперь. Сколько лет она хранила эту тайну, всем своим видом показывая, что готова умереть за своего короля, но не давая ему повода отыскать в ее поступках истинные причины.
Когда то я тоже любил. Счастья это не приносит.
Сет промолчала. Что могла сказать ему сейчас, когда в ровном и спокойном голосе Незнакомца она услышала жгучую боль? Боль, волю которой он не давал, которую глушил в глубине души. Шарлотта умерла не так давно. И он был там. Сет четко и ясно увидела, как он приходит в дом графа де Гресса, как проникает к саркофагу, как прощается с возлюбленной. Эльфийка закрылась руками, отсекая видения.
Она снова рухнула на колени, вцепившись в ткань его рубашки. Доменик не шевелился. Он не смотрел и на нее, будто бы находился не здесь. На смуглом лице застыла печать безразличия, глаза сменили цвет. Стали золотисто карими, мягкими, почти прозрачными. Если бы Сет подняла взгляд, разглядела бы в них призрак янтаря. Ее тонкие пальцы сжали рубашку. Эльфийка подтянулась на руках, приблизив лицо к его. Ей было страшно. Так страшно, что перехватывало дыхание. Но она запретила себе думать, опираясь только на инстинкт. Еще чуть потянувшись, она прикоснулась к его губам с поцелуем. Незнакомец не отстранился. Он неожиданно улыбнулся, обнажив клыки и посмотрел за нее. Взял ее за плечи, заставив отстраниться.
Этого ты хочешь?
Хотела ли она именно этого? Девушка не знала. Она не принадлежала себе. Забылся Адриан – в ее сознании он остался лежать у белоснежной стены. Забылись месяцы паники и ужаса, темные, полные одиночества и боли, слабой надежды на то, что все это просто ужасный сон, и Филипп жив. Она будто бы воскресла. Его пальцы на ее плечах были жесткими, но от них шло нечеловеческое тепло. Его взгляд нельзя было назвать нежным – но он был неподвижным и бездонным – и узнаваемым, и в нем читалось неприкрытое животное желание. |