Домой они пошли пешком.

— Все равно четыре часа спать или четыре с половиной, — сказал Егоров. — Ты хорошо спишь?

Они как раз проходили мимо санчасти.

— Нет, ворочаюсь… А днем вдруг кажется — сейчас усну! Если есть возможность, бросаюсь на диван, сплю, как убитый. А просыпаюсь, смотрю на часы — прошло четыре минуты…

— Надо в санчасть сходить…

— Обрати внимание, Сергей, у нас нераскрытые квартирные кражи всегда были в одно время с кражами из магазинов.

На реке завыла пароходная сирена.

Свежий ночной ветер прошелестел по невидимым в темноте верхушкам деревьев. Ратанов прислушался. Он совсем не устал. Казалось, что мозг никогда не работает так четко, легко и экономно, как в ночные часы, когда на улице свежо.

— Провожу тебя, — сказал Ратанов.

Они дошли до двухэтажного деревянного дома, где во втором этаже, в квартире Егорова, горел свет.

— Может, угостить на ночь, чтобы лучше спалось? — спросил Егоров. — У меня есть…

— В другой раз… Ну, давай!

8

К вечеру опять моросил дождь, и весь этот день был длинным, тяжелым и утомительным. Он начался для них в семь часов утра с тщательного и, как потом выяснилось, бесполезного осмотра территории ипподрома, где был найден чемодан, и соседнего лесопарка имени Первой маевки. Утром было пасмурно, небо затянуто серыми, слепыми облаками. Лесопарк тянулся полосою километра на четыре, местами заболоченный, темный, заросший папоротниками и осокой.

— Необъятны пространства нашей Родины, — невесело острил Барков. — Когда на крайней восточной точке страны наступает утро, у нас — в Ролдуге уже… идет дождь.

Они прошли лес дважды, туда и обратно, всем составом отдела, вместе со следователями, участковыми уполномоченными, дружинниками… На это ушло более пяти часов. Прямо с ипподрома группа Егорова уехала на участок. Шофер такси, которого накануне отыскал Барков, весь день провел с Гуреевым в городе, разыскивая в автобусах, на набережной, в центре и на вокзале своего черноволосого пассажира.

Только Тамулиса Ратанов послал на вокзал, не забывая о деле Варнавина. С помощью работников линейного отделения милиции он должен был узнать как можно больше о железнодорожном билете Варнавина, послать необходимые запросы, побеседовать с работниками вокзала. Впрочем, Ратанов его не ограничивал.

Заявление о новой краже поступило уже после часа ночи, минут через пятнадцать-двадцать после того, как все разошлись по домам. Дежурный послал машину за Ратановым и начальником следственного отделения Голубевым, предупредил обоих по телефону, а сам поехал на место. Ратанов просил послать вторую машину за Лоевым и Барковым, которые ушли последними и не успели еще лечь спать.

Ратанов и Голубев жили в разных подъездах одного дома, построенного областным управлением охраны. Стоя у машины, Ратанов видел, как погас свет в комнате у Голубевых, и слышал, как тот сбегает по лестнице.

Во дворе, в ожидании утра отдыхали непривычно тихие детские качели, качающиеся лодки, ящики с песком, по которым днем лазила и бегала шумная детвора. В доме было много детей. Иногда, проходя по двору, Ратанов слышал прозвища, которые они давали друг другу. Фамилии, окруженные в управлении славой, на детской площадке часто теряли ореол: смешно было слышать, как сына начальника отдела со звучной фамилией Мустыгин называли просто «Мустыга». Пацаны, наверное, могли почти полностью заполнить штаты управления. В июньской газете был помещен как-то фотоснимок десятка ребятишек, носивших знакомые фамилии — Егоров, Гуреев, Мартынов, Рогов, — «дублирующий» состав отделения уголовного розыска.