Изменить размер шрифта - +
Еще мальчиком я обнаружил, как тесно связаны между собой эти дисциплины. Сухие исторические факты оживают под влиянием литературы. Она же придает событиям, произошедшим в то или иное время, особое очарование и позволяет почувствовать себя их полноправным участником. Передо мной стоит задача расширить границы вашего восприятия и показать вам, что история — это нечто большее, чем простое перечисление дат. Обещаю не быть занудным, если вы пообещаете не шуметь на моих уроках и внимательно слушать.

— Интересно, а сколько вам лет? — послышался чей-то насмешливый голос.

— Эй, мы же не в книжке о Гарри Поттере, — фыркнул другой парень, сидящий в конце класса. Послышались смешки, а уши мистера Уилсона покраснели. Однако он проигнорировал вопрос и насмешку и стал раздавать ученикам листки бумаги. По классу прокатился всеобщий стон. Листки означали работу.

— Взгляните на эти листы, — попросил профессор, закончив раздачу. Затем он снова прошел в начало класса и прислонился к доске. Какое-то время он стоял молча, выжидая, когда в помещении воцарится тишина.

— Перед вами чистые бланки. На них ничего не написано. На них не стоят ничьи инициалы. Но у каждого из вас наверняка есть своя собственная история. История вашей жизни.

Несколько учеников согласно кивнули. Я же посмотрела на часы: еще полчаса, и я смогу, наконец, избавиться от этих джинсов.

— Итак, у вас есть какая-то история. И я хочу узнать её. Я хочу узнать ВАШУ историю. Я хочу узнать вас. Поэтому в оставшееся время я попрошу вас написать её. Не старайтесь сделать все идеально. Мне не нужны витиеватые предложения и сложные слова. Пишите правдиво. Пишите так, как чувствуете, и только то, что считаете нужным. Я соберу работы в конце урока.

Заскрипели стулья, задвигались молнии на рюкзаках, класс наполнился недовольным бормотанием. Я же склонилась над своим бланком. Нежно погладив белую поверхность, я представляла, как на ней появляются голубые горизонтальные линии, тянущиеся от кончиков моих пальцев. Мне нравилось прикасаться к бумаге, ощущая кожей её невероятную гладкость, и посему я не видела смысла в том, чтобы марать её никому не нужными каракулями. Положив голову на парту, я прислонилась щекой к чистому листу и глубоко вздохнула. Бумага пахла чистотой с тонкой ноткой древесных опилок. Я позволила себе вдоволь насладиться этим ароматом, представляя, что бумага под моей щекой покрыта красивой резьбой и что я любовно поглаживаю её, касаясь каждой выемки и каждого изгиба. Было бы преступлением осквернить ее. Так же, как было бы преступлением испортить прекрасный чистый лист. Подумав так, я выпрямилась и вновь посмотрела на бланк. Мне не хотелось рассказывать свою историю. Хотя Джимми говорил, что если хочешь что-то понять, нужно узнать все об этом предмете. Но в ту минуту он говорил о дроздах…

Джимми любил птиц. У него был талант к резьбе по дереву, но его настоящей страстью всегда были птицы. У него имелся бинокль, с которым он обычно забирался куда-нибудь повыше и наблюдал за пернатыми, описывая все, что видит. Джимми говорил, что птицы — это посланники и что, если присмотреться к ним повнимательнее, можно многое узнать. Например, о перемене ветра, надвигающемся урагане или изменениях температуры. По его словам, птицы умели даже предсказывать опасность.

Когда я была маленькой, Джимми частенько брал меня с собой. Но наблюдение за птицами для такого активного ребенка, как я, было крайне сложным и скучным занятием. Поэтому, когда я подросла, Джимми стал совершать свои вылазки самостоятельно, оставляя меня одну в нашем лагере. Мне же больше по душе была резьба по дереву.

Мне было семь или восемь, когда я впервые узнала о пристрастии Джимми к птицам. Мы были на юге Юты. Я запомнила, потому что Джимми тогда сказал:

— Интересно, что он делает в этих краях? — Он замер в удивлении, уставившись на невысокую сосну.

Быстрый переход