Изменить размер шрифта - +
Живу как на вулкане. Но ничего не могу с этим поделать. Я просто не могу отказаться от Тоби. И если я могу оставить его, рискуя всей своей жизнью, что ж, я готова рискнуть. Думаешь, мне все это нравится? Думаешь, я не просыпаюсь каждое утро с мыслью, сумею ли пережить еще один день и избежать катастрофы? Но все равно. Или так — или потерять Тоби. Третьего не дано. А я теперь без него не могу…

— Ты прекрасно обходилась без ребенка пять лет, — напомнила мать.

— Но я же думала, что он умер, а это большая разница. Когда я увидела его, узнала, какой он хороший, милый мальчик, я не могла продолжать жить, зная, что он «сирота», что у него нет дома, что он считает меня милой гостьей, которая наведывается раз в несколько месяцев и за которой он везде ходит как хвостик. Мама, я полюбила его. И не смогла расстаться с ним.

— Что ж, ты играешь с собственной жизнью, и тебе решать, как поступать. Если бы твоим мужем был любой другой мужчина, то это не было бы настолько опасно. Но Ван… — Мать пожала плечами.

— Ван более терпим, чем ты думаешь, мама.

— Очень может быть. Но я не думаю, что он проявит всю свою терпимость, если только узнает правду о твоем маленьком приключении.

Гвинет не знала, что и сказать. Если бы только мама прекратила облекать в слова ее собственные страхи!

— Гвинет. — Голос матери неуловимо изменился.

— Что? — Она подняла глаза и увидела, каким задумчивым стал взгляд матери.

— Вы действительно намерены законно оформить опекунство? Не хотите просто оставить его у себя, и все?

— Сказать по правде, мы еще не обсуждали это, но у Вана очень серьезные намерения. Он хочет, чтобы все было как надо. Мы съездили в приют и объяснились с Келлаби. Они очень обрадовались и поддержали наше решение, но сказали… доктор Келлаби сказал, что они слишком мало знают о Тоби. Он сделал всего два замечания…

— И что это за замечания?

— Во-первых, он знает, что мать Тоби из хорошей семьи. И еще, боюсь, ты не очень понравилась ему, мама.

— О! — коротко рассмеялась миссис Вилнер. — Полагаю, это тот самый директор, с которым я беседовала тогда. Забыла, как его зовут. Припоминаю, что он мне тоже не приглянулся. Все пытался доказать какую-то теорию насчет того, что лучше бы оставить ребенка… — прервала она свою тираду. — Ну да ладно, это теперь не имеет ни малейшего значения. Столько лет прошло!

Однако от Гвинет не укрылось, что мать просто не хочет говорить, что за теорию защищал в свое время доктор Келлаби.

— В любом случае я рада, что доктор Келлаби проявил гуманизм и пытался убедить тебя оставить ребенка с матерью. Ты ведь это хотела сказать?

Миссис Вилнер ничего не ответила, и Гвинет даже представила себе эту сцену: мамино очарование, словно маска, сползло с красивого холеного лица, стоило ей услышать абсурдное предположение, что кто-то должен действовать согласно велению сердца.

— И что случилось, когда они вытащили записи на свет божий? — попыталась перевести разговор мать.

— Ничего. То есть этого так и не произошло. Ван абсолютно уверен, что нам не стоит копаться в прошлом Тоби. Говорит, что чем меньше он знает о его настоящих родителях, тем больше ему кажется, что Тоби — его собственный сын.

— Бог ты мой! — недоверчиво расхохоталась миссис Вилнер. — Или это невероятная удача, или… Да нет. Это невозможно.

— Что?

Но миссис Вилнер просто покачала головой, однако решила предупредить Гвинет насчет еще одной вещи:

— Будь необычайно осторожна, когда дело дойдет до официального усыновления, моя дорогая.

Быстрый переход