Захватывало дух, перехватывало дыхание. И на фоне блестящего успеха русского балета впечатления были еще более возвышенными и красочными.
Конечно, бросалась в глаза огромная разница в жизненном уровне. И в деньгах подруги были ограничены. Ну что можно было купить на их жалкие несколько десятков франков? Но это не раздражало, об этом как то не думалось. Ну не могли они просто посидеть в кафе и выпить чашечку кофе, – деньги нужно было экономить, не позволяли себе покупать французские духи. Плевать. Зато они могли заходить в парфюмерные магазины, и запахи обволакивали их, и приветливые продавщицы с французскими улыбками и неизменным «Бонжур, мадам» готовы были показать им весь магазин и дать понюхать любые духи! Нет, зависти не было. Была только благодарность, что они все таки приехали, они здесь, в Париже, и это здорово. Все воспринималось как праздник, фейерверк, но на себя эта жизнь не примерялась. Зачем? У них есть своя жизнь, в Советском Союзе, и она самая лучшая. И негров у них не угнетают, и попрошайки на улицах не сидят. Вот как здесь, к примеру, на площади Конкорд.
8. Две Ядвиги
– МАДАМ Станюкевич, к вам дама.
Ядвига снимала с лица остатки грима после спектакля. Уборные были необыкновенно удобными и просторными. И об этом тоже небезызвестный Гарнье позаботился еще в прошлом веке. И вот поди ж ты, что хорошо сделано, то и сегодня переделывать не нужно! Большие окна, много света, хорошо подсвечены зеркала.
– Лелька, какая еще дама? Мы кого нибудь ждем?
Подруги делили грим уборную на двоих.
– Я не жду никого, а ты у нас всегда в приключениях.
Дверь открылась, и вошла весьма пожилая женщина. Аккуратно и дорого одетая, правда, во все темное, – это сразу бросилось в глаза.
– Ядвига Станюкевич – это вы?
Она обратилась правильно, хотя несколько раз перевела взгляд с Оли на Ядвигу.
– Да, я.
Ядвига вдруг страшно напряглась, побелела, Ольга никогда ее такой не видела.
– Позвольте, я сяду, знаете, в моем возрасте стоять уже тяжеловато, мерси, – это она уже обратилась к Оле, которая, вскочив, пододвинула женщине стул. Ядвига сидела не шелохнувшись. Дама присела, продолжая ровно держать спину. Оля про себя восхитилась ее осанкой. Было видно, что женщине сильно за семьдесят, но у нее была хорошо сохранившаяся стройная фигура. На лице ни грамма косметики, одета строго, соответственно возрасту, в ушах – тяжелые старинные серьги, повязан красивый шейный платок. По виду – чистая француженка, а говорит по русски.
«Эмигрантка», – пришло в голову Оле.
– Извините за такое вторжение. Но если позволите, мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы не против? – дама вопросительно взглянула на Ядвигу. Не получив ответа, она продолжила: – Скажите, пожалуйста, как зовут вашу мать? – вновь обратилась она к Ядвиге. Ядвига не отвечала. – Ее ведь зовут Зоя? Почему вы молчите, вам неприятно, что я вас об этом спрашиваю?
Женщина вытащила красивый вышитый носовой платок из старинного ридикюля и, к удивлению подруг, шумно высморкавшись, промокнула глаза и продолжила:
– Меня тоже зовут Ядвига. Ядвига Перель, но это по мужу, а девичья моя фамилия Яновская.
Оля тихо охнула. Она хорошо знала, что Яновская – девичья фамилия мамы Ядвиги, Зои Борисовны. Случайно зашел об этом разговор, и Зоя Борисовна с сожалением рассказывала, как жаль было менять такую роскошную фамилию, да и на афишах бы она смотрелась значительно лучше. Но какая то там давняя история не дала молодой Зое сохранить красивое имя. Пришлось взять фамилию мужа. Может, перед ними сейчас как раз и сидела та давняя история? Оля ничего не понимала, а Ядвига все так же сидела, вжав голову в плечи.
– Все это время я искала сестру, но это очень сложно сделать отсюда. |