– А Клэр?

– Клэр – это твоя слабость, Марни, – заявил Гай, – не моя. И даже не Джеми. Интересно, отчего это?

Марни отвела взгляд от его проницательных глаз, не желая признаваться в этой слабости, которую она действительно питала к своей невестке.

– Так в каком же качестве я должна стать твоей собственностью на этот раз, Гай? – с горечью спросила она, понимая наконец и признавая, что полностью находится в его власти. Она подняла голову, чтобы он увидел выражение холодного презрения на ее лице, которое, в свою очередь, заставило его помрачнеть. – Жены или любовницы? – продолжала она. – Дело даже не в том, которая из нас будет играть большую роль в твоей жизни, – добавила она, желая его уязвить, – но твой отец не согласится ни на что другое, кроме как на официальный брак между нами, и ты это прекрасно знаешь.

– Ну, значит, ради моего отца, – пожал он плечами, как будто для него это не имело никакого значения, – мы опять станем мужем и женой – в сущности, за эти четыре года я и не расценивал иначе наши отношения, – добавил он сухо.

Марни презрительно скривила губы.

– Если учитывать твое поведение за эти четыре года, как и за то время, что мы были в браке, Гай, то тебе уже можно было бы раз двадцать предъявить обвинение в супружеской измене, – она вызывающе взглянула на него. – А может быть, не двадцать, а тридцать или даже сорок?

– Дрянь! – воскликнул он. – И ты еще о чем-то там говоришь! Место жены – рядом с мужем, ее задача – согревать его постель и удовлетворять его потребности! А твое пренебрежение всем этим не дает тебе права интересоваться тем, каким образом я удовлетворяю свои потребности, причем ни сейчас, ни в будущем!

– Понятно, – фыркнула она, – тогда то, что позволено гусаку, позволено и гусыне – и не забывайте об этом, мистер Дамский Угодник Фрабоса, когда начнете крутить свои романчики. Возможно, я и буду опять в твоей власти, но лишь на то время, которое мне понадобится для того, чтобы доказать, какой ты негодяй!

– Поаккуратней выбирай слова, Марни! – процедил он, дрожа от злости всем телом и грубо хватая ее за плечи. – Я давно терплю твои оскорбления, но я уже сторицей заплатил за все свои прегрешения и больше платить не собираюсь!

Горя и дрожа всем телом от копившихся годами обид, чувствуя и ненависть, и волнение от его физической близости, Марни бросила на него взгляд, полный презрения.

– «И прилепись ко мне, женщина, – произнесла она надменно, – поскольку я – твой супруг и повелитель!».

– Вот именно, – прошипел он, буквально вытаскивая ее из кресла. – Вот именно! И прекрати меня злить. – Он оттолкнул ее от себя и выпрямился. – Прими неизбежное с тем достоинством, которое, как я помню, тебе когда-то было присуще. Наконец-то все позади, и я чрезвычайно доволен. И с этого момента мы с тобой – одно целое, и я больше не желаю слышать твоих оскорблений – ты меня поняла?

Она слишком хорошо поняла его, ее злость сменилась глубокой печалью: это было полное поражение.

Он довольно долго простоял так, нависая над ней, не спуская глаз с ее склоненной головы. Ее понурый вид был настолько несовместим с той Марни, которую он знал, любил и с которой боролся, что вся его решимость куда-то улетучилась. Наконец, нервы не выдержали, и с глубоким вздохом, вырвавшимся из самой глубины сердца, он отвернулся от нее и, не говоря ни слова, вышел, громко захлопнув за собой дверь.

4

Марни вздохнула и откинулась на мягкие подушки дивана, закрыв глаза.

Значит так, с горечью подумала она.