Наконец тело женщины выгнулось в судороге, она закашлялась, сплюнула, снова упала на спину и замерла. Корантен снял куртку, закутал ею женщину и вдруг заметил у нее на запястье кожаный мешочек на шнурке.

Шатаясь под порывами ветра, он шагал по пляжу, неся на руках хрупкое тело в тяжелой, насквозь промокшей одежде. Дорога до дома оказалась долгой и трудной, в дюнах клубился густой туман. На полпути Корантену пришлось остановиться, опуститься на одно колено и перекинуть ношу через плечо. Дождь усилился, и Корантен понял, что буря вот-вот разыграется с новой силой. Во рту у него пересохло, поясницу ломило, но он наконец добрался до дома и ввалился в дверь. Женщина совсем окоченела.

Корантен со вздохом облегчения уложил ее на кровать. Теперь надо как можно скорее развести огонь! Тяжело прихрамывая, он кинулся под навес за дровами и обнаружил, что все поленья мокрые.

Он вернулся в дом и, не обращая внимания на возмущенное мяуканье голодного Жильятта, принялся рубить топориком два стула с соломенными сиденьями. Огонь быстро разгорелся, и тут Корантен вспомнил, что оставил на конюшне, в глубине стойла, две охапки хвороста. Он принес его в дом, захватив заодно и ящик из-под бутылок с сидром: теперь топлива должно хватить на час.

Женщина тихо постанывала, не открывая глаз. Левую мочку ее уха украшала серьга с синим кабошоном, другой не было — наверное, унесло волной. Корантен взял незнакомку за руку — пульс по-прежнему был очень частым. На лбу у нее выступил пот. Нужно раздеть ее и крепко-накрепко растереть, чтобы разогнать кровь по жилам. Он снял с женщины свою куртку, отложил в сторону ее сумочку и замер в нерешительности, глядя на изорванное платье. Вот ведь чертова прорва пуговиц! Он оторвал одну, расстегнул другую, потом решил не церемониться и разрезал платье ножом. На пол полетели обрывки юбки, корсажа и нижних юбок. Он словно снимал слои шелухи с луковицы. Наконец лезвие наткнулось на непреодолимую преграду — жесткий, как панцирь, корсет. Корантен неумело развязал шнуровку, одним рывком раскрыл полы «кирасы», и его взгляду открылись нежные, округлые, полные груди. У Корантена задрожали руки, но он продолжил свое дело, стянув с женщины кружевные панталоны и превратившиеся в лохмотья чулки. Лодыжки у незнакомки были в царапинах и ссадинах, ребра корсета отпечатались на коже, но она все равно была красивейшей из женщин, которых ему доводилось видеть. Не сразу решившись прикоснуться к ее обнаженному телу, Корантен начал растирать ей заледеневшие ноги.

Жильятт ткнулся носом в пушистый лобок, Корантен раздраженно отпихнул его, и кот стремительно взлетел на балдахин.

Корантен откупорил бутылку крепкой сливовой водки, которую держал для особых случаев, намочил ладони и начал растирать женщине живот. Он задержался на бедрах, не решаясь двинуться выше, и Жильятт мяуканьем призвал хозяина к порядку. Корантен снова смочил ладони и удвоил усилия: он растер грудь, действуя невозмутимо и методично, так, словно нагота женщины нисколько его не волновала. Потом с усилием перевернул ее на живот и залюбовался нежным затылком, изящным изгибом спины, тонкой талией, упругими ягодицами и стройными ногами…

Бутылка опустела. Расслабленная, порозовевшая незнакомка лежала на боку, благоухая самогоном. Корантен промыл ей раны, смазал их заживляющим бальзамом с сильным запахом мяты, достал из шкафа простыню, завернул в нее пациентку, а сверху прикрыл несколькими стегаными одеялами.

Огонь в очаге догорел, и Корантен пожертвовал третьим стулом, а потом кинулся на конюшню — за остатками хвороста и двумя последними ящиками. Он сложил все в тачку и завернул под навес, чтобы взять несколько поленьев. Хворост и разломанные ящики он сложил на подставку перед очагом, а дрова прислонил к чугунной плите, чтобы подсохли.