Узнав подпись и печать прославленного султана Египта и Сирии, сарацин склонил голову до земли и, со знаками глубокого уважения целуя пергамент, приложил его ко лбу, после чего вернул христианину, сказав:

– Неосторожный франк, ведь ты согрешил против своей и моей крови, не показав мне эту грамоту при встрече.

– Но ведь ты напал на меня с поднятым копьем, – сказал рыцарь. – Если бы на меня напало целое войско сарацин, я думаю, что не запятнал бы своей чести, показав грамоту султана, но я встретился с врагом один на один.

– Но и одного человека достаточно было, чтобы прервать твой путь, – надменно возразил сарацин.

– Верно, храбрый мусульманин, – отвечал христианин, – но таких, как ты, не много. Такие соколы не летают стаями и, конечно, не бросятся все на одного.

– Ты воздаешь нам должное, – сказал сарацин, видимо польщенный этой похвалой. Его самолюбие было задето предыдущими хвастливыми словами европейца, в которых слышалось явное презрение. – Мы не причинили бы тебе зла. Хорошо еще, что я не заколол тебя, у кого есть охранная грамота от короля королей! Нет сомнения, что веревка или удар сабли справедливо покарали бы меня за такое преступление.

– Рад слышать, что эта грамота может сослужить мне службу, – сказал рыцарь. – Слыхал я, что дорога кишит разбойниками, которые только и ищут случая пограбить.

– Тебе сказали правду, храбрый христианин, – оказал сарацин. – Но тюрбаном пророка клянусь тебе, что если б ты только попал в руки этих негодяев, я пришел бы на выручку и отомстил за тебя с пятью тысячами всадников. Я убил бы всех мужчин и отослал бы их жен в рабство так далеко, что за пятьсот миль от Дамаска никто больше не услышал бы об их племени. Я засыпал бы солью все развалины их жилищ, так что ни одна живая душа не смогла бы в них больше обитать.

– Мне хотелось бы, чтобы все эти заботы достались тебе па долю не из‑за меня, а из‑за более важной особы, благородный эмир, – ответил рыцарь, – но я дал обет перед небом и исполню его, что бы ни случилось. Я был бы обязан тебе, если бы ты указал мне дорогу к такому месту, где я мог бы сегодня вечером отдохнуть.

– Ты сможешь отдохнуть под черным пологом палатки моего отца, – сказал сарацин.

– Эту ночь я должен провести в молитве и покаянии с одним святым человеком по имени Теодорик Энгаддийский. Он живет среди этих дикарей, проводя время в служении богу.

– Я по крайней мере провожу тебя туда, – сказал сарацин.

– Такой провожатый мне был бы очень приятен – сказал христианин. – Однако это может навлечь опасность на святого старца. Ведь руки твоих жестоких соплеменников запятнаны кровью служителей бога, поэтому мы и явились сюда в латах и кольчуге, с копьем и мечом, чтобы проложить путь ко гробу господню и защищать святых избранников и отшельников, еще живущих в этой обетованной, чудесной земле.

– Назареяиин, – сказал мусульманин, – греки и сирийцы оклеветали нас. Мы следуем законам Абу‑бекра Альвакеля, преемника пророка и после него первого вождя правоверных. «Отправляйся в поход, Иезед бен‑Софиан, – сказал он, посылая этого именитого военачальника отвоевать Сирию у неверных. – Веди себя как подобает воину, не убивая ни стариков, ни калек, ни женщин, ни детей. Страну не опустошай, не уничтожай ни посева, ни фруктовых деревьев: это дары аллаха. Свято храни данный обет, даже если это принесет вред тебе самому. Если ты встретишь святых людей, обрабатывающих землю своими руками и служащих богу в пустыне, не причиняй им зла и не разрушай их жилищ. Но если только встретишь бритые головы, то знай, что это они из синагоги сатаны! Убивай, руби их саблей до тех пор, пока не обратятся в нашу веру или не станут нашими данниками».