Изменить размер шрифта - +
А знакомые девочки… Это как посмотреть. Однажды я на несколько часов застрял в местной библиотеке, разглядывая аборигенок из диких африканских племен и анатомические атласы, а потом пошел в школу для девочек. Один-единственный раз. Они ставили шекспировского «Венецианского купца». Помню, глядя на Порцию в исполнении Линдсей Эллиот, я почувствовал щекочущий озноб в затылке. После спектакля я остался поболтать с девчонками. Общаться с ними было гораздо проще, чем с парнями из класса. Но никто из девочек не приглашал меня в гости. То одна, то другая могли помахать мне рукой на автобусной остановке у старого причала, но этим наше знакомство и ограничивалось. В книгах я читал о любви и роковых страстях, но девочки, которых я видел вокруг, точно были неспособны на такие роскошные безумства. Понимая, насколько экзальтированны книжные персонажи, я тем не менее отдавал себе отчет в том, как уныла моя собственная жизнь. Наверное, так жить все-таки нельзя…

Наверное, я недостаточно предприимчив, продолжал размышлять я, рассматривая лежащую на коврике Мэри Миллер. Зрелище, безусловно, заслуживало внимания. Одна ее нога была прижата к травяному покрову, но на уровне бедра немного приподнималась, ближе к колену сужаясь и принимая форму конуса. Эти плавные линии рождали желание провести по ним рукой, почувствовать под тугой кожей плотные мускулы. Вот она вскинула левую, скрытую от моих глаз ногу; правая еще теснее прижалась к земле. Потом последовал резкий взмах от колена, и теперь на земле оказалась уже левая нога. Похожие движения проделывают пловцы. Такие же резкие и ритмичные.

Поболтав ногами, она сорвала с головы плотную теннисную ленту, и темно-каштановые волосы рассыпались по плечам. Название книги я, конечно, рассмотреть не мог. Но было очевидно, что читать Мэри неохота. Вот она уткнулась лицом в сгиб локтя, закрыла глаза. Видимо, волосы ей мешали, и она тряхнула головой. Хотя нет, виноваты не волосы, а какая-то букашка, это ее она отогнала.

Она снова оперлась на локти: все-таки читает, одновременно потягивая сок. Наверное, у Миллеров на газоне сонмы насекомых, подумал я, увидев, как Мэри задрала юбочку и поскребла ногтями ляжку. Почесавшись, она положила руки под голову, приникла к ним щекой и замерла, наверное, ее сморил сон. Теперь мне проще было представить, какая она без одежды. Я вспомнил Афродиту, поднимающуюся из пены Эгейского моря, но этот образ никак не сопрягался с образом задремавшей школьницы. В моем воображении богиню окутывал ореол эротики, куда до нее современной старшекласснице…

Неужели влюбленность возникает лишь тогда, когда предмет обожания подвергается идеализации, то есть когда к делу подключается фантазия? Я попытался найти ответ у Катулла. Стал листать томик. «Будем жить, моя Лесбия, будем друг друга любить, — призывал гениальный древнеримский повеса, — поцелуй меня тысячу раз».

Я представил, что Мэри Миллер — моя Лесбия. Что я наклоняюсь над ней, поднимаю коротенькую юбочку и осыпаю спящую тысячью лобзаний.

После эпизода в саду я перестал ужинать в школе и спешил домой, надеясь, что наткнусь на Мэри, идущую с автобусной остановки. Примерно через неделю мои надежды оправдались. Я назвался и спросил, как ей идея попить чаю у меня дома.

— Идея классная, — сказала она.

Я на миг остолбенел, потом промямлил:

— Понимаешь, я совсем забыл про мистера Лиддела. Он у меня строгий. Старикану может не понравиться, что я кого-то пригласил… А твои родители, они как?..

— Да никак, — ответила Мэри. — Они раньше шести не появятся. Чай я заварю. Есть хочешь?

Есть хотелось ужасно. Ведь целую неделю без ужина.

— Ну, если это удобно…

Мэри привела меня к себе. Я втянул носом воздух. В нашем с мамой доме пахло свечным парафином и жареным беконом, у мистера Лиддела — табачным дымом и старой обивкой.

Быстрый переход