Он был умным, работящим вторым детективом, он знал, что я хороший специалист (и при этом скромен), и он также знал, что если я найду что-нибудь, что поможет ему раскрыть это дело, то они с напарником получат поощрение или продвижение по службе – но никак не я.
– Можно разглядеть получше? – спросил я.
– Разумеется, – сказал Горовиц, и мы подошли поближе к источнику света.
Подвеска имела овальную форму, яшма была вставлена в тонкую серебряную рамку, присоединенную к сломанной серебряной цепочке. На поверхности камня вырезан барельеф – профиль, похожий на египетский. Углом конверта Горовиц подцепил подвеску и перевернул. С тыльной стороны на серебре было выгравировано красивыми буквами: «Натали Флетчер, 69 г. до н.э.».
– Что-нибудь удалось узнать про это?
– Пока нет, – ответил Горовиц.
– Там внутри есть трупы женщин?
– Два.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал О'Нил. – Не упала ли подвеска с одной из женщин, когда ее вносили сюда. Ты ошибаешься, Смок. Я уже беседовал с директором. Умерших женщин звали Джанет Мюллер и Салли Дамьяно.
– Вам удалось узнать, как звали того, кто соскочил?
– Не понял?
– Труп, что украли?
– Ах да, – сказал О'Нил. – Этого человека звали Джон Хиллер.
– Возраст? – спросил я и вытащил записную книжку. Однако О'Нил не собирался говорить.
– Зачем мне надо делиться сведениями со Смоком? – спросил он у Горовица.
– А почему нет? – пожал плечами Горовиц, в эту минуту ставший похожим на раввина.
– А если он нам испортит все дело?
– Не испортит, – сказал Горовиц.
– Ему было тридцать семь, – неохотно проговорил О'Нил.
– Рост?
– Пять футов одиннадцать дюймов.
– Вес?
– Сто восемьдесят – сто девяносто.
– Волосы?
– Каштановые.
– Глаза?
– Карие.
– На столе была кровь?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Хочу понять, было ли осуществлено бальзамирование мистера Хиллера.
– Так чего же прямо не спросишь? – сказал О'Нил. – Нет, бальзамирование еще не проводили. Очевидно, Грир как раз собирался бальзамировать труп Хиллера, когда убийца на него напал.
– Эта пожилая дама, та, что сцепилась с убийцей... Она дала его описание?
– Она просто сказала, что это был крупный, здоровенный детина.
– Белый или черный?
– Белый.
– Что носил?
– Какой-то головной убор, кожаную куртку, черную или коричневую – она не разглядела.
– Как ее зовут?
– По-моему, мы не должны ему говорить это, Дэйв, – сказал О'Нил.
– Почему нет? – удивился Горовиц.
– Одно дело, когда мы с ним разговариваем, другое дело, когда он ходит и опрашивает свидетелей. Если мы доведем расследование до суда, я не хочу, чтобы все лопнуло только из-за того, что он совал нос куда не положено.
Горовиц снова пожал плечами:
– Может, он и прав, Смок-Дымок.
– Ладно, – сказал я. – Как тебе угодно.
К тротуару подкатил черный седан. Я тотчас догадался, что приехали специалисты из Нижнего отдела тяжких преступлений. В этом отделе любят черный цвет – он говорит об их профессии без обиняков. Из машины вышли два человека, посмотрели значки на груди О'Нила и Горовица и стали искать опознавательный знак на моем пальто. Один из них спросил, кто я такой. Я вынул свой значок и показал. |