То платок, бывало, то чулки, вот как теперь.
— И куда мне такие? — Иви наморщила носик, на котором под слоем белил прятались золотистые веснушки. — Серые, как у…
— Порядочной девушки, — подсказал с порога завалившийся на кровать Валет. День выдался суматошный, устал, что тот фабричный.
— О, так вот тебе какие нравятся! — Неподдельная обида искривила подведенные алой помадой губки.
— И такие тоже, — не спорил вор. — Одевайся, гулять пойдем.
— На кой?
— Не на кой, а на набережную.
— Как порядочные? — угадала Иветта и надулась еще больше.
— Вроде того.
— Надо очень! — Девица плюхнулась на пуф у туалетного столика, взяла щетку и принялась остервенело взбивать густые рыжие кудряшки. — Хочешь, сам иди. А я найду, чем заняться. И с кем…
Брезгливо брошенный на пол серый чулок вдруг оказался обернутым вокруг ее шеи, и Иви вздрогнула, почувствовав, как медленно затягивается петля.
— В-валет… Ты чего? — испуганно прошептала она, как завороженная глядя в отразившиеся в зеркале глаза стоящего за спиной парня. Шелковая удавка становилась все туже…
— Ничего, — усмехнулся вор, отпуская чулок. — Не хочешь на ногах — на шее носи, как шарф. Не хочешь на набережную — оставайся, я и один прогуляюсь.
— Хочу! — крик остановил его уже в дверях. — Очень хочу, правда.
— Тогда одевайся, — разрешил Валет. — И умойся. Я внизу подожду.
Выйдя на улицу, он извлек из кармана портсигар и вытащил тонкую папироску — теперь покупал только такие, хоть и стоили они недешево. По сложившейся уже привычке погладил пальцем белую розу и достал спички. Отвернулся от ветра и тихо выругался, закусив мундштук: на противоположной стороне улицы стоял, опираясь на трость, высокий темноволосый господин в дорогом костюме — бывший владелец только-только вернувшегося в карман портсигара.
Тьен моргнул. Секунда — и уже никого.
Среда. Незнакомец всегда являлся ему по средам и пятницам. Уже месяц.
Иви, без белил и румян, со всеми своими веснушками, с собранными рыжим венчиком кудряшками, в закрытом синем платье с белым отложным воротничком и с небрежно болтающейся на согнутой руке сумочкой «под крокодила», ничем не напоминала слободскую бланкетку. Обычная девушка. Может, курсистка, а может, горничная в богатом доме. С такой не только на набережную, но и на передвижную выставку сходить незазорно, или в кофейню к художникам на чтения… Так не поймет же.
— Идем?
Вор галантно, как видал, бывало, со стороны, подставил руку, и Иветта, насмешливо поджав губки, вцепилась в рукав его почти нового, серого, в модную полоску, пиджака.
Неспешно прогуляв подругу до закрывшегося на ночь почтамта, Тьен свернул на ведущую в центр улицу. Выйти к реке можно было и быстрее, но тогда пришлось бы топать через вонючий рыбный рынок и мимо верфей — маршрут никак не подходящий для запланированного вечернего променада. То ли дело — ровные, мощенные гладкой плиткой тротуары, стекленные витрины больших магазинов, желтые шары фонарей вдоль дороги. И публика приличная… Так и тянуло задеть плечом какого-нибудь разряженного франта, вежливо извиниться и шагать дальше уже с его часами и запасным бумажником на случай непредвиденных расходов…
— О, простите, бога ради! — Этот налетел на него сам: забавный пухленький коротышка в высоком цилиндре.
— Ничего страшного, — снисходительно улыбнулся Валет.
Вор ловко перехватил потянувшуюся к его собственным часам руку, и за сдавленным воем толстяка никто не расслышал хруста ломающихся пальцев. |